журнал писателей России

Владимир Скворцов

Мне в России Руси не хватает

 СТИХИ ИЗ КНИГИ «МНЕ В РОССИИ РУСИ НЕ ХВАТАЕТ»

 

 

 

ВЕСНА В ПЕТЕРБУРГЕ

 

Не хочется ни в парк, ни на эстраду,

ни в тихий храм, ни в круг хмельных дружков…

Куда милей, склонившись за ограду,

смотреть на стайку резвых окуньков!

 

Я, усмирённый городской уздечкой,

весной мечтаю в душной тишине,

что где-то там черёмухи над речкой,

благоухая, помнят обо мне.

 

Какое счастье быть в том аромате,

где в детстве я носился босиком!

Удить беспечно рыбу на закате

и в мыслях плыть с весёлым поплавком!

 

Пропахший лесом, травами и пашней,

я осознал, с реальностью мирясь:

в деревне грязь видней, но безопасней,

чем городская нравственная грязь.

 

Мой брат, с бутылкой выйдя на веранду,

разносит в прах историю страны:

при всякой власти люди ищут правду

и никогда все не были равны…

 

О, дивный град богатых и просящих!

Чтоб ни случилось, ты всегда таков!

Твоих фасадов и витрин манящих

милее сердцу стайка окуньков!

* * *

 

 

Отчаянья во мне клубится крик,

когда я вижу, как над баком ржавым,

звеня медалями, склоняется старик -

солдат спасённой

                                гибнущей державы.

 

Опять страна в беспамятства грязи…

В наследство нам, как шапка Мономаха:

будь трижды свят и светел на Руси,

за праведность -

                                помойка

                                                или плаха…

ПЛАЧ ПО ДЕРЕВЕНСКОЙ РУСИ

 

Город клокочет

безликостью нудной,

чем многолюднее он,

тем безлюдней.

Здесь разменяют

хитрец и простак

совесть - на деньги,

а жизнь - на пустяк…

Как надоели мне

зданий громады

и светофоров

немые команды!

Шум, болтовня

и парадность, и пошлость…

Ранняя старость

и поздняя взрослость!

Как я скучаю

по родине тихой!

Был я, как Маугли,

звонкий и дикий!

Мне б из ручья

напоить свое тело,

частью природы быть -

не надоело!

Сосны и ели -

не надоели,

не надоели

всплески форели!

Тучи пузатые

в синь-вышине,

птичьи симфонии

в голубизне

и над болотом

тумана парик…

Там я был - юноша,

тут я - старик.

ЧУДНАЯ СВОБОДА

 

Какая чудная свобода

взошла на туфте и вине:

чем меньше еды у народа,

тем больше артистов в стране!

 

Прикинься весёлым Кирюхой

и нагло под вопли и свист

по телеку только похрюкай –

присвоят: «Народный артист»!

 

Быть может, попутал нас леший?

Понять мне, увы, не дано:

народа в России всё меньше –

«Народных артистов» полно!

РОБИНЗОН ЛЮБВИ

 

                                      Еwe Skvorcov

Ну почему так одиноко!?

Я - Робинзон в краю людей,

которых так повсюду много,

как снега в русскую метель.

Кем только я ни увлекался!

Но оставался одинок.

Один,

           когда до слёз смеялся.

Один,

           когда заплакать мог.

Один

           в толкучке дискотеки,

увязнув в музыке по грудь.

Здесь умные - глупы, как дети,

глупцы - талантливы чуть-чуть…

Мне в одиночестве так тесно!

Среди людей, как между льдин.

Живу я в мире интересном,

но без любви совсем

                                      один.

Один

           в компании с бутылкой,

где все желают: не скучай!

Один

           в метро, хоть здесь затылком

в лицо мне тычут невзначай.

Один

           у кассы театральной,

один

           с платформы в поезд рвусь…

Мне стыдно жить с тоской банальной,

вороной белой стать - боюсь!

Иду по стонущему снегу,

земля уходит из-под ног…

И похожу я на калеку

лишь потому,

                             что одинок…

* * *

 

Душа затаскана до дыр…

Напарюсь до смерти в субботу,

и пусть на пьянку тянет кто-то,

как на работу бригадир, -

я лягу спать!

Скажу ребятам,

никто меня чтоб не будил,

пока не вырастут опята

на отдыхающей груди…

ЛЖЕ-СВОБОДА

 

Лже-свободы не понять!

Даже вырвавшись из стойла,

надо что-то продавать,

чтобы выглядеть достойно.

 

Нищетой пропах доцент,

офицер горит от срама…

Обещали нам концерт,

а грохочет фонограмма!

 

Где чужие? Где свои?

Я давно б утратил веру,

если б в роще соловьи

тоже пели под «фанеру».

Я НЕ ВАШЕГО РАЗЛИВА

 

                   Мне всё чаще дают визитки, в которых написано:

                   князь, граф, барон…

Из вчерашней мелкой дряни

наплодились "мудрецы":

самозванные дворяне,

вороватые купцы…

 

Мне уже то царь приснится,

то боярская семья…

У меня одна царица -

это русская Земля!

 

Ваша публика чванлива,

уходите со двора!

Я не вашего разлива,

я крестьянский был с утра!

 

 

 

РОВЕСНИЦА

 

 

Спит монета-ровесница

на ладони моей.

Я смотрю - и не верится:

одногодки мы с ней?

Покорёжена, мятая,

вся черна и горька…

И попалась, проклятая,

у пивного ларька.

 

Отсверкала строптивая

у хапуг и рвачей…

Ты, как я, несчастливая.

Я, как ты, был ничей.

Мы для всех - лишь прохожие,

нам приятель - любой…

Грех сказать, но похожие

судьбы наши с тобой.

 

Нас терзали и мучили,

но достоинств печать

были мы не научены

за гримасой скрывать.

Кроме всякого прочего,

были мы - пацаны,

и считали заносчиво,

что нам нету цены.

 

Жизнь на место поставила

без большой суеты,

так какого же дьявола

ты черней черноты!?

Ты, как пчёлка, старательно

собираешь из рук

злой нектар обывателей,

наглецов и ворюг…

 

Всякий, даже ничтожество,

взял тебя - и владей!

На лице твоём крошечном

все пороки людей!

Я - не лучше уродина,

но кривляюсь при том,

что храню верность Родине

всем горбом, как гербом!

 

 

ЭЛИКСИР

 

С соседским сыном во дворе играю,

до нитки мокрый ползаю в снегу…

Я по родному сыну так сгораю,

что от тоски обуглиться могу.

 

Как эликсир - дворовая военка,

всё позабудешь: годы и беду…

В меня снежки бросают Васька с Генкой,

и я обстрел их крепости веду.

 

Страшась, ворона улетает с горки

и, сев на тополь, поднимает крик;

сверкает фиксой бабушка Егорки,

улыбку тщетно пряча в воротник.

 

У пацанов "гранаты", словно сливы,

но я от них под общий смех - бегу!

О сыне вспомню - и, «такой счастливый!»,

дымлю, как головешка, на снегу…

 

 

 

* * *

 

 

Мучительно мои недели тают.

Я без семьи - приблудная овца.

Молочники у сына выпадают,

который забывает про отца.

 

Свою щербатость я прекрасно помню:

мой зуб с ладони шлёпнулся у ног -

я насмешил отца и тётю Тоню…

Жаль, что меня не насмешит сынок.

 

Он с мамой в Польше, как на Марсе где-то…

Зовут меня.

                     А я себе всё лгу,

что без России мне не быть поэтом,

как быть без них счастливым не могу.

 

 

 

УГНАЛИ МАШИНУ,

              или

        БОГ СПАС

 

Угнали машину с восходом зари,

как лошадь мою из загона.

В машине икона мерцала внутри,

меня сохраняла икона!

 

Как будто померкнул её ореол,

рыдала машинами трасса…

Я долго и молча по городу брёл,

но с лёгкостью, словно я спасся!

 

У самой дороги, где речки изгиб,

раздались два жалобных стона:

разбита машина, угонщик погиб,

лишь я уцелел да икона…

 

 

 

Х А Л А Т

 

Пучина ссор кипела, как прибой,

и солью слёз разъел семью разлад.

Ушла жена за новою судьбой,

оставила свой старенький халат…

 

Пылится он. И, как засохший цвет,

утратил свой весёлый аромат.

В нём ни тепла, ни жизни больше нет…

Вдруг омертвел нечаянно халат!

 

Мне ли забыть, как жадно я ласкал

и целовал супругу и халат…

Под ним когда-то сын мой созревал,

он без отца. А в чём он виноват?

 

В своей квартире я забыл покой:

компании здесь курят и шумят,

и пиво пьют с копчёною треской,

и руки вытирают о халат!

 

Войдёт однажды новая жена,

на всё хозяйка бросит строгий взгляд –

и первое, что сделает она,-

помоет пол, порвав чужой халат.

 

 

 

РАЗГОВОР С ДРУГОМ

 

 

                                      Моему другу

                Сергею Константиновичу Лопатенкову,

            который скончался накануне своего 50-летия.

 

Ты сам-то хоть знаешь, что умер, Серёга?

Ушёл, не накинув на плечи пальто…

К тебе для любого открыта дорога.

Кто первый догонит? Не знает никто.

 

Не спит онемевшая Чёрная речка,

зарос в Левашове бурьяном "пятак"*…

Но что же так бьётся и стонет сердечко?

Что друга не стало, не верит никак…

 

Мы пили с тобой за здоровье не мало,

но выпало выпить мне за упокой…

Одно хорошо, что не видела мама

тебя за холодной доской гробовой.

 

Мне страшно порой, я от мысли немею:

кому прочитаю ночные стихи?

И кажется мне, что ты смертью своею

за многих друзей искупаешь грехи.

 

Мы твой день рожденья отметим, Серёга!

Быть может, покинет на время беда…

Какая жестокая эта дорога,

которая только туда… навсегда.

                                                            30 июня 2004 год

* Место, на котором много лет находился пивной ларёк.

 

 

 

НЕ ПЕШКА РЕШАЕТ, КЕМ СТАНЕТ ОНА

                                                                           М. С. Горбачеву

Я числился в пешках, но жизни спираль

ввернула на кресло за важную дверь!

Взойдя на восьмую горизонталь,

я вдруг растерялся: кем стану теперь?

 

Решил, что Ферзём быть – по силам вполне!

«Какой ты наивный!» - смеялась жена,

напомнив известное правило мне:

«Не пешка решает, кем станет она...»

 

 

 

ПОСЛЕДНИЙ ПУТЬ,

           или

ПОВОД ВЫПИТЬ

 

                             Михаилу Пунанцеву

 

Слух приятели пустили,

что я умер.

Просто жуть!

В дом с бутылками входили -

проводить в последний путь.

 

Возмущалась тётка Валя:

Рано пить за упокой!

Все притихли, мне кивая:

Что же нам теперь, домой!?

 

Я сказал:

Вы ей не верьте!

Надо сесть и помянуть,

ведь с рождения до смерти

у людей -

                  последний путь!

 

 

 

ЧЁРНОЕ В КВАДРАТЕ

 

 

             «Бизнесмен Потанин на свои сбережения (!)

             выкупил за миллион долларов

             «Чёрный квадрат» Малевича».

                                                     Из газет

Ни просвета, ни проталин,

ложь повсюду и разврат.

Обокравший нас Потанин

чёрный выкупил квадрат,

чтоб не снились «демократам»

окна чёрные во сне

и решётки из квадратов

на «Матросской тишине».

Благородной цели ради

он раскрыл свою суму…

Видно, чёрное в квадрате

соответствует уму!

 

 

 

ЖЕЛАНИЕ

 

 

Если жизнь моя когда-то

оборвётся невзначай,

я хочу, чтоб у заката

на лице была печаль.

 

Чтоб комарик пел тоскливо

и, взмывая над волной

полусонного залива,

он метался сам не свой.

 

Чтобы тучи, выгнув груди,

принесли прощальный гром…

Если вспомнят где-то люди,

чтобы вспомнили добром.

 

Жизнь угаснет, как зарница…

Через годы и века

пусть в народе сохранится

хоть одна моя строка.

 

P.S.

Я не уйду, я буду с вами!

Останусь в песнях и стихах!

И благодарными словами

у вас воскресну на устах.

 

 

 

ПОЭТ ЖИВЁТ НА НЕБЕСАХ

 

                                     Глебу Горбовскому

 

Залив "Столичную" в живот,

о землю шаркая ногами,

на небесах поэт живёт

и только мучается с нами.

 

Он - раб небес. Его здесь нет.

И не терзай поэта взглядом.

На небесах живёт поэт,

а все уверены, что рядом…

 

 

 

В БОЛЬНИЦЕ

 

 

Тут не то, чтобы встать, повернуться не просто,

я в больнице лежу для духовного роста.

 

Одиноко дышу. Не в толпе и не в стае.

Так зерно полежит, а потом прорастает.

 

Что творил я с собой! Это страшное что-то!

Сам себя штурмовал, как морская пехота.

 

Остов тела дымит, он разбит и разрушен,

и сердечко моё, что увядшая груша.

 

В голове – не кора, а больная короста,

я невзгоды терплю для духовного роста.

 

 

 

ВСЁ КОНЧАЕТСЯ КОГДА-ТО

 

 

Угасает прежний пыл,

и не так мечта крылата…

Я в заботах позабыл:

всё кончается когда–то!

 

Дни бурлили, как вода,

годы мчались без оглядки,

но судьбы моей звезда

до сих пор играет в прятки…

 

Где мои отец и мать?

Где мой друг, что был мне братом?

Грустно это понимать:

всё кончается когда-то!

 

Все манящие огни,

как в дороге полустанки,

даже праздничные дни –

в чём-то жалкие подранки.

 

Если деньги добывать,

будет вечно маловато…

Надо чаще вспоминать:

всё кончается когда-то.

 

 

 

ВЫСОКОЕ ПАДЕНЬЕ

 

 

Взлетал я часто высоко…

и падал ниц, пронзённый болью.

Подняться было не легко,

ещё сложнее

                         стать собою!

 

И пусть я – бабник и алкаш,

но деревенской, чистой пробы!

Судьбу я взял на абордаж –

да вот себя

                       почти угробил…

 

 

Я жизнь свою не пропитал

надменностью порочных связей,

пусть не попал из грязи в князи,

но и холопом

                             я не стал!

 

 

 

* * *

 

 

Я бежал не от шума и пыли,

а от срама в глухие места,

где деревни убитые стыли

и точила дома немота.

 

В пояс тихо клонилась ограда,

умирал позаброшенный склад…

Сквозь печаль я шагал безотрадно,

но спешить не хотелось назад.

 

Мне на плечи дожди моросили,

слёзы неба скорбны и тихи…

Умирают деревни России,

как в убитом поэте стихи…

 

 

 

ЗИМА

 

 

                   Антонине Гавриловне Ильиной

 

Мёрзну у дома,

пьян без вина…

Стонет солома

из-под бревна.

Лес на морозе

словно знобит,

азбуку Морзе

дятел дробит.

В снежном затоне

стог занемог,

в дверь бабы Тони

впился замок.

К наглой железке

след замело,

за занавеской

жизнь унесло…

 

 

 

ЗВЁЗДОЧКА

 

 

Вспыхни, вспыхни надо мной

утром вне закона,

освети мой путь земной,

звёздочка-икона!

Не страшась и не моля

смертных разрешенья,

вспыхни, звёздочка моя,

хоть на полмгновенья!

Всходит Солнце? - не беда!

Пусть белеют своды,

Солнце - тоже ведь звезда:

из одной породы!

Умоляю, покажись

над моей судьбою!

Может, я придумал жизнь

под чужой звездою…

 

 

 

О РУССКИХ ЦЕРКВАХ

 

 

Сколько вас по отчизне

умирает от ран!

Вы, как жертвы, на тризне

современных славян.

Мы народы трепали

ради общей мечты

и в кровавом запале

вам ломали кресты;

растащить были рады

и раздеть догола…

С наслажденьем пиратов

ваши колокола

с колоколен кидали,

как птенцов из гнезда,

безутешно рыдали

в вас иконы тогда…

Тихий ропот в народе

прорастал неспроста:

православные, вроде,

а боятся креста…

Те, кто в Бога не верил, -

лишь в свои кулаки -

на церковные двери

нацепляли замки

и, чихая от пыли,

под безудержный мат

к телу фрески прибили

безрассудное: "Склад".

 

 

 

* * *

 

 

А в нашем крае не было войны,

но радость и покой - истреблены.

Стихийных бедствий не было в селе,

но в каждом доме - пусто на столе.

 

Леса и реки вольные - больны

и, кажется, они обречены:

повсюду хлам, развалины и страх…

И не было войны в моих краях.

 

Да, в нашем крае не было войны,

но стынет кровь от мёртвой тишины,

и вдоль села, куда ни бросишь взгляд,

деревья одичавшие стоят.

 

 

 

МАТЕРИ

(неотправленное письмо)

 

 

Жизнь мою ты мало понимала,

но хранила веры огонёк…

Ты, родная, не подозревала,

как твой сын нещадно одинок!

 

Потому я пил с годами пуще,

что украли землю из-под ног!

И теперь забрёл в такие кущи,

что поможет мне один лишь Бог!

 

Я молчал, что нёс такое бремя

под хмельное карканье ворон!

Если в детстве целовали в темя,

то с годами бьют со всех сторон…

 

 

ОСЕНЬ В ДЕРЕВНЕ

 

 

Мёрзнет мокрая дорога

с длинным шрамом колеи.

В луже льдинка-недотрога

силы пробует свои.

 

Разрумяненные клёны

распускают свой убор,

возле сосенок зелёных

шелестит осин костёр…

 

А у ёлочки-девицы

есть косметика своя:

красит инеем ресницы

перед зеркалом ручья.

 

Притаившись где-то рядом,

от волненья сам не свой,

любопытным впился взглядом

в ёлку тополь молодой.

 

Коркой льда хрустит дорога,

меркнет небо за рекой…

До зимы, как до порога,

говорят, подать рукой.

 

 

 

* * *

 

 

Мы все по-своему несчастны,

внутри у каждого - слеза.

Всё потому, что мы причастны

к тому, что видели глаза.

 

Пока Россия нищих множит -

они в столицах и в глуши! -

душа счастливой быть не может,

а что за счастье без души?

 

Мы на Земле, как новосёлы,

не знаем истин прописных,

что в нас веселье - всех весёлых

и в нас болезни - всех больных.

 

И от того, что я причастен

к тому, что видели глаза,

я тоже чуточку несчастен -

душе счастливой быть нельзя…

 

 

 

НЕЗРЯЧИЕ НАСЛЕДНИКИ РУБЛЁВА

 

 

В сырую кочку падаю лицом

и трепещу в стенаниях, как птица…

Мне больно быть

                               оболганным отцом,

мне горько жить

                               в отчизне за границей!

 

Россия - мать обманутых детей,

лишённых мира,

                               памяти

                                              и слова…

Мытарятся

                       без крыльев

                                             и корней

незрячие

                     наследники Рублёва.

 

 

 

 

МНЕ НОЧЬЮ ТИХО СНИЛСЯ СЫН

 

 

Мне ночью тихо снился сын.

Глазами ясными богов

меня о чём-то он просил

без жестов, мимики и слов…

 

А между нами, как стена,

мрачнела бывшая жена.

 

Беззвучно снившийся мой сын

ко мне тянулся, как росток,

и пробивался, что есть сил,

но стену выломать не мог…

 

За что же, бывшая моя,

сын замурован от меня!?

 

 

 

ОДИНОКИЙ ПУТЬ

 

 

Знаю сам: рискованное дело

проторить

                     путь в сумерках

                                                  по льду.

Вся река замёрзнуть не успела,

вряд ли я до берега дойду.

 

Дрогнут звёзды в полынье глубокой

и забьются

                     на волнах

                                          об лёд…

Одинокий путь мой

                                          и убогий

пользу людям вряд ли принесёт.

 

Потому от мысли и немею:

жил напрасно

                             и умру за так…

И скольжу,

                     и трушу,

                                          и не смею

я не сделать

                     в неизвестность шаг.

 

 

 

* * *

 

 

Зла не прибавить, не убавить.

Ну, в чём, скажите, мой расчёт?

В том, что в ночи могу представить,

как тихо утро настаёт?

 

Опять оболганный, распятый,

никем не понятый опять

рычу, что я - невиноватый

в том, что умею так мечтать!

 

 

 

ПОЗЁМКА

 

                                  Ewe Skvorcov

 

Заровняла позёмка все ямы,

бугорки, что нарыты кротом,

и в ногах заметает упрямо

путь, ведущий в родительский дом.

 

Словно жизнь заметает позёмка,

я прошляпил её, ротозей:

потерял и жену, и ребёнка,

проворонил врагов и друзей…

 

Я влюблялся в Петрову, Вилкову…

Оказалось, совсем не любя…

И сорил я собой бестолково,

и терял потихоньку тебя…

 

Не ценил, что ты есть, что ты рядом,

не поняв: ты - единственный друг.

Жил, как шёл под шальным снегопадом,

дальше носа не видя вокруг.

 

Разлюбил я и Таньку, и Тоньку…

Я работу сменил не одну…

Всё, чем в жизни сорил потихоньку,

по крупицам назад не верну.

 

Заровняй же, позёмка, все ямы

и убогие кочки кротов,

все невзгоды мои, все изъяны,

чтоб от них осталось следов!

 

 

 

РУССКАЯ МАТРИЦА

 

 

Как звучат слова неудержимо:

благородство, родина, народ!

Совесть не зависит от режима,

гордость не родится в недород.

 

У великих слов - единый корень,

в них фундамент из одних пород!

Триедины в радости и горе

благородство, родина, народ.

 

И ни слова тут не поменяешь,

и нельзя сказать наоборот,

только так всем сердцем принимаешь:

Благородство, Родина, Народ.

 

Даже слово русское - природа

с тем же корнем, в том же узелке!

Русский дух и русская порода

матрицей таятся в языке.

 

 

 

ПОЗДНЯЯ ГРУСТЬ

 

 

Пойду-ка в поле позднее

да силы наберусь.

Там дышится свободнее -

развею сердца грусть.

 

Когда-то бегал в школу я

на лыжах сквозь пургу.

Душа, как верба, голая,

и спрятать не могу.

 

Всё прошлое преследует

и тянется за мной…

Я с ветрами беседую

о прожитом с тобой.

 

Мороз украсит инеем

травинки на тропе,

здесь небо тёмно-синее

не знает о тебе…

 

А если грусть бесплодная

найдёт меня и здесь,

ко мне Луна холодная

не станет в душу лезть.

 

 

 

ЯБЛОНЯ

 

 

В хуторе брошенном,

                                 вся покалечена,

с чёрной безлиственной головой

прячет плоды свои

                               яблоня-женщина

в хрупкой

                     единственной

                                          ветке живой.

 

Все мы пребудем в объятиях осени…

Пусть посмеётся судьба надо мной,

только бы люди

                                  меня не забросили

так же, как яблоню с веткой одной…

 

 

 

КУДА УШЛА ЗИМА

 

 

Тает снег, бежит с пригорка

в лужи резвым ручейком;

лижет мартовскую корку

солнце тёплым языком.

 

На тропе - сырые пятна,

птичьи стаи - без ума!

На дворе весна - понятно,

но куда ушла зима?

 

Тучи скачут, словно кони,

разогнала их весна.

Шуба дышит на балконе,

лыжи дремлют у окна.

 

Льдины вдаль река уносит,

отступили холода.

Будет лето, будет осень…

Но зима ушла куда?

 

 

 

ДА ВЫ НЕ БОЙТЕСЬ

 

 

Я часто вижу в нашем городке:

огромный пёс идёт на поводке

и девочку он тянет за собой,

все люди их обходят стороной.

А девочке твердить не надоест:

- Да вы не бойтесь, он же вас не съест!

 

Я в парке их увидел в выходной,

но все и там обходят стороной!

И всякий, пятясь, норовит сказать:

- С такой собакой здесь нельзя гулять!

А девочке твердить не надоест:

- Да вы не бойтесь, он же вас не съест!

 

Однажды пёс во двор к нам забежал,

там карапуз в песочнице играл.

Малыш сказал: - Давай играть с тобой!

Ты - грузовик, а я - водитель твой!

 

Когда пришла хозяйка с поводком,

малыш собакой управлял верхом.

Ты что, малыш, с ума сошёл совсем!

Да ты не бойся, я его не съем!

 

 

 

СОВЕСТЬ

 

 

Под луной, как под секирою,

тяжко мысли ремонтирую.

Речка волнами листается,

что-то мне внушить пытается…

 

Люди - грешные создания -

в храме ищут покаяния;

всё на свете возрождается,

если совесть пробуждается!

 

Звёзды в небе над отчизною

тихо смотрят с укоризною.

Не случайно речка катится -

в океане будет каяться.

 

Я плыву в тумане льдинкою

с покаянною слезинкою,

и трава в лугах скитания -

вся в слезах от покаяния.

 

 

 

               СЧАСТЛИВЫЕ ГОДЫ,

                                или

ВСТРЕЧА С КЛИМОВСКОЙ СТАРУШКОЙ

 

                               Ксении Константиновне Веткиной

 

Узнаёт, шевельнулись морщины,

и свернула ко мне на тропу…

Всё-то любит меня без причины

и пророчит большую судьбу.

 

Я иду – городской – ей на встречу

осторожно, как будто босой.

В чемодане – неведомый кетчуп

и забытые сыр с колбасой.

 

Обнялись, и откуда в ней сила!

Под ногами сминался пырей…

Чтобы первой она не спросила,

«Как здоровье?» - спросил поскорей.

 

«Я завишу теперь от погоды,

старость валит порой меня с ног.

Ты родился в счастливые годы,

расскажи, как живёшь ты, сынок?»

 

Ветерок пробежал по крапиве,

больно к горлу подкатывал ком,

чтобы скрыть запах водки и пива,

я дешёвым дымил табаком.

 

«Что сказать Вам? Пока все невзгоды

миновали, но стал я другой:

щедро сеют «счастливые годы»

в мозг отчаянье и алкоголь…»

 

И старушка, листая морщины

на высоком обветренном лбу,

как лебёдушка, вдоль Климовщины

поплыла потихоньку в избу…

 

 

 

 

НОВГОРОДСКИЙ ДАНКО

 

                           Анатолию Семёновичу Румянцеву.

 

Он учиться не летал в столицу

или, как блатные, за кордон, -

сам придумал: сердце, будто птицу,

поместить под кровлю на фронтон.

А приезжие смеются:

- Вот артист!

Спрятал сердце от болезней

                                          под карниз!

… Делится со мной, не многословя,

что хворает почитай с весны,

что былые

                     сила и здоровье

сединою лет занесены.

Говорит не жалобно, без вздоха,

припасённым куревом дымя…

Я притих.

Ведь целая эпоха

по-отцовски смотрит на меня.

На коленях - жёсткие ладони,

помнящие кожей серп и плуг…

Как на них извилины все стонут!

В них ничто гадалки не поймут!

Две ладони, словно две страницы,

как живой правдивый документ

о земле колхозной и пшенице,

и о детстве довоенных лет…

Не беда, что на лице морщины,

только сердце из твоей груди

ты храни над нашей Климовщиной,

на ветру его не застуди!

Пусть прохожих и проезжих на пути

греет вырванное сердце из груди!

А иные посмеются:

- Вот артист!

Спрятал сердце от болезней

                                                под карниз!

 

 

 

СУДНЫЙ ДЕНЬ

 

 

                     День 11 августа 1999 года был

                     объявлен концом света. В "судный день"

                     состоялось солнечное затмение, его

                     испугавшись многие, но затмение

                     совести, как происходило, так и

                     происходит у нечестных людей…

Скрипит у грешника кровать:

наш «судный день» грядёт средь ночи!

Зачем нас надо убивать?

Мы сами все себя прикончим.

 

Один - дурманящим дымком,

другой - порочной страстью к зелью.

Убьётся сильный - кулаком,

а слабый - слабостью своею.

 

Причин для гибели - не счесть,

так от чего же страх вселюдный?

В ком есть любовь и совесть есть,

тот каждый день живёт как судный!

                                          10 августа 1999 год.

 

 

 

БОГОСЛОВО

 

 

Я, друзья, приеду снова,

поманите лишь рукой,

в дорогое Богослово,

где есть школа за рекой.

 

Были дни светлы, как строки

из ромашек на меже…

Приезжал я на уроки

на прадедушке "Иже".

 

Были вьюги, были грозы,

били пальцы по струне…

Там ещё стоят берёзы

те, что помнят обо мне.

 

Как влюбился я когда-то

в этой школе небольшой!

Жил порой витиевато,

но с распахнутой душой.

 

Мне б во сне увидеть клёво,

как седой на вираже

скачет Вова в Богослово

на прадедушке "Иже"!

 

 

 

ПОЭТ И СЧАСТЬЕ

 

 

Понимал я «парнишкой сопливым»,

в поцелуях встречая рассвет,

что я в мире был самым счастливым,

никому неизвестный поэт!

 

Улыбался мне месяц при этом,

распуская тумана чалму:

если хочешь назваться поэтом,

значит, счастье тебе ни к чему.

 

 

 

* * *

 

 

Я битым был и был я тёртым,

порой считался вожаком…

Лежу в ромашках распростёртым

крестообразным лепестком.

 

Какая светлая награда:

без тяжких мыслей и оков

быть просто частью снегопада -

поющих белых лепестков!

 

Какое сладкое томленье!

Блаженный в небе я кружу

и, как моё стихотворенье,

России всей принадлежу.

 

 

 

* * *

 

 

Прости.

Я, видимо, уйду.

Непонятый покину стаю.

И птицей, мёрзнущей на льду,

я в одиночестве растаю…

 

Я - весь в себе,

я - вдалеке,

ты мне напрасно повстречалась.

Любовь слезинкой по щеке

ползла…

И тихо оборвалась.

 

 

 

ВЕСЕННИЙ ВЕЧЕР

 

 

                   Моим родителям - Елене Ермолаевне

                   И Степану Емельяновичу.

Весной тоскую по избе,

где за окном живут деревья,

под вечер пляшут на трубе,

в печи рождаясь, привиденья.

 

Там по лазури седину

на небе лайнер распускает

и, разрывая тишину,

грачей измученных пугает.

 

Там ночью звёзды, как плоды,

мороз ядрёнит над полями

и строит звонкие мосты

над полусонными ручьями…

 

Как сладко знать, что сельский дом

меня, как солнышко, встречает!

Глядит негаснущим окном

и веткой слёзы утирает.

 

 

 

МНЕ В РОССИИ РУСИ НЕ ХВАТАЕТ

 

 

Я в дорогах страны, как в верёвке,

так запутался – кости трещат!

Я пожизненно… «в командировке»

без надежды вернуться назад.

Всякий раз, возвращаясь упрямо,

попадаю опять в никуда…

То ли денег на транспорт мне мало?

То ль билеты дают не туда?

Помню, пенились брагою кружки…

Оставляя мирские дела,

ах! как пели в деревне старушки

и гармоника в пляску звала!

Отзывались родимые дали,

месяц рябью играл на пруду…

Больше идолов там почитали

трудолюбие и доброту.

Мне в России Руси не хватает!

Я в столицах стал глухонемой!

Я - чужой в каждой алчущей стае,

потому-то и тянет домой!

Не хватает черёмухи русой

и заботливых маминых рук,

возле печки побеленной русской

задушевной беседы старух…

Квас и веник - вот символ субботы!

Я в парилке избавлюсь от бед

и пойму: здесь семья и работа,

а деревни и матери – нет…

Нет в округе ни школы, ни церкви.

Люди есть, но души нет живой,

все плутают без веры и цели

и не ведают жизни иной.

Бьются в дикой траве у развалин

колокольчики, будто сердца…

Мы деревни свои мордовали –

стали сами почти без лица.

Мне всё снятся стрекозы у речки…

И как там ни крути, ни верти,

возле русской натопленной печки

я мечтаю покой обрести.

Не случайно терзает истома,

и свербит в голове: Боже мой!

Ведь была же дорога из дома,

значит, где-то должна быть домой…

 

 

 

* * *

 

 

Мне мало просто сочинять стихи,

я вижу в них духовное служенье.

Простятся мне бескровные грехи,

когда у музы будут достиженья.

 

Я сам кручу судьбы своей штурвал,

преодолел насмешки и угрозы.

Я свой талант на части разрывал

и зарывал под русские берёзы.

 

Но как прожить на свете без грехов!

И как без боли, если в сердце жженье!

Простится мне отсутствие стихов,

когда другие будут достиженья!

 

 

 

* * *

 

 

Я всегда летал от радости,

пел, плясал…

А вы мне: стоп!

Дайте мне дожить до старости,

а потом - да хоть потоп!

 

Не гуляй, не пей, Володенька,

не влюбляйся в каждый взгляд!

Ты ещё такой молоденький!

Ведь умрёшь – не воскресят!

 

А когда дожил до старости,

отгулял свои года,

я и сам лишился радости -

и без вашего труда.

 

 

 

КОМАРИК

 

 

Приятно

                     оставаться не у дел,

беспечно околачивая груши!

Один комарик в форточку влетел -

и ты ворчишь,

                     и твой покой разрушен.

 

Я много лет искал в себе себя,

сгорая в дым и с болью воскресая.

Свой опыт жизни медленно копя,

я всё-таки дождался урожая!

 

Плодоносить - не всякого удел,

и видеть сны, как родственные души!

Лишь бы «комарик» в мысли не влетел -

почти ничто,

                     но может всё разрушить.

 

 

 

ВЕСНА ОБЕТОВАННАЯ

 

 

Сквозь облака лучи

в зарю вплетаются,

там, где бегут ручьи,

следы останутся.

                     Иду в желанное

                     село воскресное,

                     обетованное

                     и поднебесное.

На берегу сосна

за речку тянется,

вот-вот шагнет она -

обрыв останется.

                     Под громкий птичий грай

                     звенит струной ветла!

                     Тогда природа – рай,

                     когда душа светла!

Меня счастливей нет!

И мне мечтается,

что не померкнет свет,

в душе останется.

                     Живи, желанное,

                     село родимое,

                     обетованное,

                     неповторимое.

 

                                          2001 г.

                                          Село Климовщина,

                                          Новгородская обл., Пестовский р-н.

 

 

 

РУЧЕЙ

 

 

По лесу катится ручей,

в глуши - отчаянно ничей,

и жив-то он едва-едва,

но как же льнёт к нему трава!

 

Как рады ели все кругом,

что в жуткий мрак

бежит к ним через бурелом

ручей-простак!

Простак, да в блесках серебра,

а не воды!

Талант несметного добра

и доброты!

 

Как весел кустик молодой,

что есть в лесу ручей живой!

Здесь и зверей, и птиц следы -

у звонкой ленточки воды.

 

А люди смотрят на него

сквозь окуляр:

журчит в лесу не для кого

тот капилляр!

На горло наступив ему,

идут след в след.

Ручей - ничей и потому -

запретов нет.

 

По лесу катится ручей…

Вот так бы каждый из людей

служил добру не за награды

и нёс добро сквозь все преграды!

 

 

 

ЛЮБИТЬ РОССИЮ

 

 

Любить Россию - это боль терпеть,

которая выматывает душу,

и, замерзая, в тёплое одеть

того, кто не выдерживает стужу.

 

Любить Россию - тихо тосковать,

безмолвствуя, но с муками и кровью

и сердцем невозможного желать,

и делать невозможное порою.

 

Любить Россию - думать о друзьях,

пусть даже тех, которые забыли,

не разбираясь в собственных гостях,

всё делать так, чтоб все довольны были.

 

Любить Россию - ощущать себя

владыкой мира и листочком вербы

и грешным быть,

                     но, путь земной пройдя,

не потерять

                     ни Родины,

                                          ни Веры.

 

 

 

* * *

 

 

Я брожу под голубым экраном,

постигаю предков "интернет".

Надо мной созвездия, как страны,

я им шлю космический привет.

 

Как понять серебряную россыпь?

Тайна всё, куда ни загляни:

на лугу - тургеневские росы,

у реки - кочевников огни…

 

Я блуждаю в вечном "интернете",

кто же - я? Былинка на ветру.

И не знаю, есть ли я на свете?

Если есть, зачем же я умру?

 

 

 

НА ПРИРОДЕ

 

 

Минуя папоротник резво,

на лоне счастья и грехов

мы зацвели в траве нетрезво

среди ушастых лопухов.

 

Кусты во сне волну ласкали,

за лесом плыли огоньки,

а у костра рукоплескали

всю ночь немые мотыльки.

 

Как в небе звёздочки, беспечно

в реке плясали пузырьки.

- Мы сохраним любовь навечно,-

мечтали в тайне мотыльки.

 

И ты наивно обещала,

что полюбила на века,

и ручейком стихи журчала,

а я вбирал их, как река.

 

Под плеск мелодии сердечной

тогда мне было невдомёк,

что о любви вздыхает вечной

с душой беспечной…

                                          "мотылёк".

 

 

 

КАЧЕЛИ ПАМЯТИ

 

 

Ночью снится райский сад,

юных лет водоворот…

Чувствам хочется назад,

мысли тянутся вперёд!

 

Птицы спорят на лугу,

верит в завтра вороньё.

Я же в прошлое бегу,

как в спасение своё!

 

Там парное молоко

и смородины кусты,

где-то в прошлом далеко

достижимые мечты.

 

Больше в прошлом светлых тем, меньше грязи и вранья.

В детстве счастлив даже тем,

что увидел муравья!

 

Я ищу тот поворот,

за которым райский сад…

Опыт учит жить вперёд,

память пятится назад.

 

 

 

ЗАКОНОМЕРНОСТЬ

 

 

Парадоксально и печально,

мой вывод ранит, словно плеть:

жизнь и рождение – случайность,

закономерность – это смерть.

 

Что будет завтра? Я не знаю.

Судьбу приемлю без нытья,

предвижу смерть, но воспеваю

всю уникальность бытия!

 

Есть чудо в этой круговерти,

оно, как звёздочка во мгле,

и неподвластно даже смерти –

любовь к живому на земле!

 

 

 

ТЫ - МОЁ ВДОХНОВЕНИЕ

 

 

За моё сверхтерпение

и моё же предательство,

ты - моё дополнение,

я - твоё обстоятельство.

Небо падает в обморок!

Не дышу и не думаю.

Мы с тобой - рука об руку,

отыскал я звезду мою!

Светлых чувств дуновение…

Как роса предрассветная,

ты - моё вдохновение,

в поле стёжка заветная,

ложной жизни крушение

и всего, что так мучило…

Ты - моё воскрешение,

возрождение лучшего!

 

 

 

* * *

 

 

Мне уже не восемнадцать,

но предела чувствам нет:

за былым хочу угнаться,

долюбить за много лет!

 

Чистоты искал и света,

и душевного тепла…

Ты в судьбу вошла – и это

незаметно в дом внесла.

 

Всё во мне перемешалось:

ожиданье и мечты.

Ты вошла - и оказалось,

что мечты и счастье – ты!

 

 

 

ХИТРОСТЬ

 

                                       Чубаровой Людмиле

Нет, всё не так,

не так всё, Людка, слышишь!?

И не плети догадок-паутин.

Я был и есть твоих догадок выше,

и потому, наверное, один.

Не помню, в ночь ли, в утро ль молодое

как бы случайно обронила ты,

что я хитрю -

и сердце озорное

                     вдруг поползло

                                          по склону мерзлоты…

В чём эта хитрость?

Я не понимаю,

и не пойму, наверное, прости…

В том, что я чувств не сдерживаю стаю?

Или не те ищу к тебе пути?

Тогда и голубь, что с голубкой рядом,

хитрит, а не воркует, не поёт!

И яблоня хитрит над нашим садом,

когда весною каждый год цветёт!

Хитрит в полях пшеница налитая,

хитрит в своём бесплодии гранит,

и если лебедь запоёт, взлетая,

то птица перед гибелью…

                                          хитрит.

Нет, всё не так,

не так всё, Людка, слышишь!?

И не плети догадок-паутин…

Мне кажется,

ты вновь догадкой дышишь:

есть хитрость в том,

что я сейчас один!

 

 

 

В ЧУЖИХ ОБЪЯТИЯХ…

 

 

В чужих объятьях воском таем,

способны пламенем пылать…

Когда дотла себя сжигаем,

к любимым хочется опять.

 

Наверно, так у всех бывает:

по-настоящему тогда

ценить любимых начинаем,

когда теряем навсегда.

 

Я, прозревая, зрел под солнцем

и убеждался без конца:

мы все, к несчастью, многожёнцы -

не в документах, но в сердцах.

 

 

 

СОН В АЭРОПОРТУ

 

                     Молодую аспирантку из Нью-Джерси,

                     раздавшую в России все свои деньги

                     на восстановление православных церквей,

                     зовут ДОРОТИ ВИВЕР.

 

Снится, как садится Вивер

на крылатого коня,

с головы срывает кивер

злобный ветер у меня.

 

В край далёкий улетая,

ты над Русью покружись!

Потому она – святая,

что Голгофа – наша жизнь…

 

Из России скачет Вивер,

ветер гнёт меня в дугу,

я улиткой прячусь в свитер,

жить без Вивер не могу!

 

Расставанье не убило,

только ранило меня:

быть поэтом без любимой,

как цыганом без коня.

 

Под заоблачное скерцо

снизошла благая весть:

у неё не только сердце -

и душа большая есть!

 

 

 

ВЕРНИСЬ!

 

                     Аспирантке из Америки

                     ДОРОТИ ВИВЕР

 

Я опять, наверно, сбился

с верного пути.

Словно юноша, влюбился!

Дороти, прости!

 

В жизни светлых дней не много,

их не взять взаймы…

Я вздыхаю одиноко:

Милая, пойми!

 

Пусть Христос тебя согреет

на святой Руси!

Без любви душа хиреет,

Дороти, спаси!

 

У тебя есть то, что люди

называют «шарм!»,

От него на сердце будет

жизнетворный шрам!

 

Без тебя, отшельник словно,

буду жить в глуши.

Окормляй меня духовно,

Дороти, пиши!

 

Самолёт любовь уносит

в солнечную высь.

Каждой клеткой сердце просит:

милая, вернись!

 

 

 

* * *

 

 

Не радуют меня давно

ни тихий шелест листопада,

ни заграничное вино,

ни облаков косматых стадо.

 

Ничто не радует меня:

ни смех задорный у причала,

ни чья-то песня у огня,

ни то, что птица прокричала…

 

Меня не радует рука

красивой женщины в зелёном.

Какая смертная тоска

стоять с ней рядышком под клёном…

 

А чувства, словно ребятня,

во мне, капризничая, бродят…

Одно лишь радует меня, –

что и нерадости проходят.

 

 

 

СТИХИ И ДЕВУШКИ…

 

 

Я с юных лет влюблялся страстно,

мой пыл поныне не утих!

Как песни, девушки - прекрасны,

мне просто жизни нет без них.

 

Лечу, не ведая заката,

плыву туманом по реке…

И все, кого любил когда-то,

увековечены в строке!

 

Я разводился не напрасно,

женился я не от тоски…

Душа влюблённого - прекрасна

и воплощается в стихи!

 

 

 

* * *

 

 

Пусть я в драном ходил пальто,

крепко пил и ругался спыла,

но надежда моя на то,

что плохое ты всё забыла.

 

Вместо радости - дождь в саду,

жёлтый лист ветерком качает…

Позовёшь - я опять приду,

и не просто сидеть за чаем.

 

Мне омоет грехи вода,

пусть не ангел, но всё ж крещёный…

Да и как бы я жил тогда,

если б не был тобой прощённый!

 

Где нет веры - там только страх!

Чёрный иней в душе витает.

Всё однажды приходит в прах,

а любовь опять расцветает!

 

Много разных дорог и тем

сквозь меня пролегли устало…

И сегодня я счастлив тем,

что былое прощённым стало!

 

 

 

 

НЕПОРОЧНАЯ

 

 

С непорочным каким-то свеченьем

ты повсюду являлась в красе,

среди женщин была – исключеньем,

ну зачем же ты стала, как все!?

 

В этом городе грешном и пьяном,

где утрачены смысл и покой,

берегла свою честь от изъянов

и была путеводной звездой.

 

Без тебя мне ночами не спится

и раздумий о прошлом не счесть,

как могла без любви ты «влюбиться»

и на «рай» променять свою честь!?

 

Пусть «одаришь» себя ты прощеньем

и предстанешь, как прежде, в красе,

но не будешь уже - исключеньем,

ты отныне такая, как все…

 

 

 

ПРОШЕНИЕ К ЛЮБИМОЙ

 

 

Разреши мне быть с тобой

иногда.

Я прозрачный и немой,

не ломая твой покой,

растоплю в тебе хрусталики льда.

 

Если этого нельзя,

то позволь,

пусть по праздника друзья

дарят розы от меня…

Может, этим притупляется боль?..

 

Если это не могу,

разреши,

и в пустыне, и в снегу

быть у памяти в долгу…

Может, в этом есть спасенье души?..

 

Если этого нельзя,

то скажи,

есть ли право у меня

в этом мире без тебя

одинокому и грустному

жить?..

 

 

 

ВЧЕРА

 

 

За окном трамваи,

дождик льёт с утра,

душу согревает

тёплое вчера.

 

Я к тебе приеду,

ты меня прими.

Хорошо поэту

с добрыми людьми.

 

Посидим за чаем,

словно у костра;

душу очищает

светлое вчера.

 

Мы слегка поспорим

и опять вдвоём

прошлое построим,

как волшебный дом.

 

Словно из колодца

черпаю мечту.

Хорошо живётся

с совестью в ладу.

 

В жизни наступает

осени пора,

но не отцветает

вешнее вчера…

 

 

 

* * *

 

 

В зените солнце летнее,

в руке – бутыль пивка,

колечки сигаретные

пускаю в облака.

 

Подпитый и ухоженный,

до нежности набрит;

мой взгляд – слегка встревоженный –

над праздностью парит.

 

Вокруг девчата клёвые,

от ярости дрожу:

без денег, как оплёванный,

по городу брожу…

 

 

 

 

МОЕЙ ЛЮБИМОЙ 20 ЛЕТ

 

 

Моей любимой двадцать лет,

уже светает.

И много лет любимой нет,

пространство тает.

Не знает небо,

что заря

давно бесцветна для меня

и всё - нелепо.

В моей груди стучит гранит,

он боль качает!

Лицо - надгробный монолит -

тоску венчает.

В глухой печали

для меня

не слышно трелей соловья.

В такой печали

страдает скрипочка души,

а звуки - мимо…

Все драгоценности - гроши,

где нет любимой.

Сгорают годы,

дни летят,

как листья в жуткий листопад!

Все эти годы

желтеет на столе портрет,

убрать не смею.

Моей любимой двадцать лет.

А я седею…

 

 

 

* * *

 

                           Громельской Еве

 

Если ты моей не станешь,

разлюбив, то всё равно,

ты в душе моей оставишь

только доброе одно.

 

Пусть любовь твоя и ласки,

и взаимность - всё уйдёт,

но минуты нашей сказки

будут жить за годом год!

 

За любовь мне дай страданье,

боль, мучения - и всё ж,

о тебе воспоминанья

ты с собой не заберёшь.

 

Даже если ты разлюбишь

и забудешь обо мне,

для меня всегда ты будешь

самой лучшей на земле!

 

 

 

* * *

 

 

Говорили: духовно!

А теперь: эротично!

Раньше были стихи,

а теперь в песнях – текст…

Образованным быть

стало вдруг неприлично,

даже слово "любовь"

заменили на "sex"…

 

 

 

НЕЧТО БОЛЬШЕЕ

 

 

Без любви твоей страдая,

как в пустыне без воды,

я открыл в тебе, родная,

нечто большее, чем ты.

 

До счастливого финала

познавала ты меня

и во мне седом признала

нечто большее, чем я.

 

Самому себе переча,

долго жил я, не любя…

Может быть, такая встреча

даже больше, чем судьба!?

 

Только Бог – всему порука,

Он сорвал завесу тьмы

и помог найти друг друга,

чтобы вместе были мы!

 

Нет сильней духовной жажды,

этой истины держись,

чтоб вдвоём прожить однажды

нечто большее, чем жизнь!

 

 

 

ПИСЬМО ИЗ АРМИИ

 

 

Ах, мамочка!

Зачем поэтом

на свет меня ты родила!

Для сослуживцев я – «с приветом»,

свои мне чувства - кабала!

 

Я был свободен, словно птица,

теперь, как лошадь у сохи!

Мечтал учиться и влюбиться…

Да вот в кирзе мои стихи!

 

Но и сейчас, в часы привала,

под сарафаном деревца,

когда все спят в тени устало,

пишу частушки про бойца…

 

… Стихи, как лава, клокотали,

для них я делал всё, спеша.

Мне ничего они не дали,

но воскресала в них душа!

 

                                          Июль 1972 г.

 

 

 

КОНЧИЛИСЬ УЧЕНЬЯ

 

 

Зорька алая в горах

облако полощет,

на ворон наводит страх,

каркающих в роще.

От "серебряных гвоздей"

неба край стал тесен,

невидимка-соловей

ткёт узоры песен.

От реки туман бредёт

сонно и лениво,

тянет струнку самолёт

в небе боязливо.

Наши пушки крепко спят -

кончились ученья,

отдышаться все хотят

после наступленья.

А тягач бурлит водой -

стыть никак не хочет,

всё не верит, что покой

не прервут средь ночи.

Из палаток - ни огня,

слышится сопенье:

отдыхает солдатня -

кончились ученья!

На посту моём цветки

в крепком сне закрылись,

не задену лепестки,

чтоб не пробудились.

 

                                          1972 г.

 

 

 

ПОМНИШЬ ЛЕТО?

 

                      Жандаровой Любе

 

Ночью звёзды ледяные

зябко ёжились во сне.

Помнишь, берега парные

в предрассветной тишине?

 

Тихо речка вдаль скользила

у деревни на краю.

Помнишь, как ты обронила

слово жаркое - люблю!

 

Помнишь, волосы по ветру

распустила в лунный час

и сказала: "В мире нету

никого счастливей нас!"?

 

Помнишь, солнышко струилось

робким светом сквозь кусты?

Но прошу, скажи на милость,

как меня забыла ты?

 

 

 

НА ПОБЫВКУ

 

 

Леса снежинками покрыты,

их серебро дрожит в ветвях,

берёзы, словно Афродиты,

сверкают мрамором в кустах.

Иду знакомою дорогой -

и сельский слышится мотив.

Строй сосен вытянулся строго,

своё дыханье затаив.

За поворотом показалась

деревня тихая моя,

ей что-то, видно, примечталось

под синим небом января.

Не замечает, как с пригорка

солдат спускается к реке,

ликуя сердцем, от восторга

перчатки комкает в руке.

Смотрю с улыбкой: шапку снега

надвинув лихо набекрень,

спит беспризорная телега,

уткнувшись в старенький плетень.

А через поле в ряби света -

на встречу солнечному дню -

розовощёкий мальчик чей-то

уже чертит мою лыжню…

 

                                          1974 г.

 

 

 

* * *

 

                                          Головиной Лене

 

Чем дальше дни уносят от свиданий

и встреч с тобою - убеждаюсь вновь,

что ты в судьбе - не плод моих мечтаний,

а боль моя и радость, и любовь!

 

Я всякий раз тебя в себе открою,

когда печаль окутает и мгла.

Была ты солнцем - вспыхнула зарёю,

когда внезапно в памяти взошла…

                                          1974г.

 

 

 

ПИСЬМО К МАТЕРИ

 

 

Ты пишешь, мама, что в деревне

уже не ездят на санях,

что просыпаются деревья,

качая почки на ветвях.

 

Луга под солнцем запотели,

журчит под окнами ручей,

скучает кошка на постели

и намывает в дом гостей…

 

Тебя у мостика встречает,

хвостом виляя, Шарик мой.

Он лает, словно дни считает,

когда приеду я домой…

 

Осталось ждать совсем не много!

Весна поднимет зеленя -

и Шарик, вздрогнув у порога,

зальётся лаем на меня!

 

 

 

СОЛДАТ ВЕРНУЛСЯ

 

 

"Насовсем, иль на побывку"? -

председатель вопрошал

и, едва сдержав улыбку:

"В форме ты, что генерал!"

Побежала тётка Паня,

прихватив ведро с крыльца,

истопить пожарче баню

для солдата-молодца.

"Ты в фуражке больно важный"! -

щуря глаз, польстил сосед…

И представилось однажды,

как с войны

                     вернулся дед…

 

Напуская в избу стужу,

шёл солдат через порог…

Спас он Родину

                              и душу -

уберечь себя не смог.

Страх и радость - по морщинам

перепуганной жены…

Опустил глаза мужчина -

не вздохнуть от тишины,

сердце сводит от озноба…

Ах! Проклятая война!

Этой встречи ждали оба,

ждали оба…

                     Вот она!

Он обнять жену желает -

и не может в первый раз!

По щеке, дрожа, сползает

капля жгучая из глаз.

На мороз бежать бы в сени,

пусть остынет голова!

Вдруг солдатка - на колени,

и целует рукава!

 

Мать берёт мои ладони

осторожно и тепло:

"Загрустил, сыночек, что ли"?

"Нет, родная, всё прошло"…

                                          1974г.

 

 

 

СКАЖИТЕ МОЕМУ ОТЦУ…

 

 

Скажите моему отцу,

                                      что умер он.

Отец не ведает того,

что свечи ставят у икон,

и что на свете нет его.

 

Часы идут и мир живёт,

и наша мама всё-то ждёт…

Стал серым сын и тихой дочь…

Ах! Непредвиденная ночь

взяла отца в бессрочный сон…

Скажите папке:

                               умер он!

 

Ещё в лугах бежит река,

и рыба водится в реке,

но нет на зорьке рыбака

с большим удилищем в руке…

 

Всегда не вовремя,

                                     не в срок,

исподтишка крадётся смерть –

и не успел отец,

                               не смог,

приняв трагический венец,

ни осознать, ни пожалеть,

ни испугаться, наконец!

 

Из всех знакомых и родных,

из близких, дальних и чужих

не знает лишь отец того,

что умер он –

                         и нет его…

 

Идут дожди, растут грибы,

и люди ходят по лесам…

Нигде не скрыться от судьбы

ни молодым, ни старикам…

 

Скажите!

Кто-нибудь скажите!

Сквозь расстоянья и года,

хоть как-нибудь, но сообщите

отцу, что в дом пришла беда!

Он не узнает…

                             никогда…

 

                                          Март 1979г.

 

 

 

ПРЕЖНИЕ МЕСТА

 

 

Всё, что в жизни пережито

в духоте дорог,

не забыто, а запито

на короткий срок.

 

Разве кончится мгновенье,

что меня спасло?

Для истории сраженье

навсегда ушло…

 

Ну, а сердце – запах гари,

пота, боль того,

что не входит в мемуары, -

всё хранить должно!

 

С нами прошлое до гроба –

истина стара!

Обрывается, как в пропасть,

память во вчера…

 

Возвращенья эти жутки,

горькая беда:

концентрируют минутки

прошлые года.

 

Если эхо исчезает,

как чужой восторг, -

память только засыпает

на короткий срок.

 

Побывать бы там, где встретил

всех несчастий рой…

Чем ещё могу на свете

успокоить боль?

 

Выйду в прошлое на воздух

я издалека –

отлетит, как щепка в воду,

цепкая тоска…

 

Всё, что в сердце не остыло

и бурлит в груди,

хоть на время бы уплыло…

Господи, прости!

 

 

 

ЛЮБИТЬ РОССИЮ СТАЛО РЕМЕСЛОМ!

 

 

Который раз: всё прошлое - на слом!

Глаза слезятся от словесной пыли.

Любить Отчизну стало ремеслом,

политики Россию "полюбили"!

 

Сугробами духовность занесло,

тусуются таланты на пирушках…

«Любить Россию» - это ремесло

всех лицемеров, рвущихся к кормушкам.

 

Но как снискать у Бога благодать?

Скукожившись в смиренную улитку,

политик должен в храме побывать,

возжечь свечу, изобразить молитву…

 

Коммерция витает над Кремлём,

утрачены любовь и состраданье…

«Служить России» стало ремеслом

тех, для кого прислуживать - призванье.

 

 

 

СОСТОЯЛСЯ

 

                                          Н. К.

 

Устав от заумных упрёков,

хочу улететь за моря.

Куда мне ещё от пороков,

которые – сущность моя!

 

То жизни шальные уроки

оставили в памяти хлам.

Когда б не любовь и пороки,

откуда бы взяться стихам?

 

И тем я немного утешен,

что песни во мне родились!

Да будь в мире каждый безгрешен,

откуда бы дети взялись?

 

Уставший от рэпов и роков,

судьбы дожигаю свечу.

Да, я состою из пороков

и крупно за это плачу.

 

Пороки - ещё не остроги,

их можно легко разгрести.

Пороки - всего лишь пороги,

за ними - начало пути.

 

Увидишь и ты сквозь упрёки,

раскрой только очи свои:

то были совсем не пороки,

а просто ошибки мои.

 

С таинственной силой пророков

глаголет мой праведный стих:

один - состоит из пороков,

другой - состоялся из них!

 

 

 

 

ЖЕЛАТЬ И ВЕРИТЬ

 

 

Судьба у всех - от Бога ноша,

но чтоб не горбила беда,

ты думай только о хорошем,

желай хорошего всегда!

 

Желать и верить - не зазорно,

и если ты приложишь труд, -

твои желания, как зёрна,

из пашни веры прорастут.

 

И пусть порой слепит пороша,

но чтобы солнечней был май,

ты думай только о хорошем

и всем хорошего желай!

 

 

 

 

"ЖИЗНЬ-МАЛИНА"

               И

"ЖИЗНЬ-ЧЕСНОК"

 

 

Я одинок.

                     Судьбы челнок

на гребнях

                     волн мирских

                                                тоскует…

Но знаю: если "жизнь-чеснок",

не точат черви жизнь такую!

 

Пусть ни двора и ни кола!

Но для меня другое свято:

хочу, чтоб чистой жизнь была!

И не беда, что горьковата…

 

Я не сужу наверняка -

меня догадка часто гложет,

что "жизнь-малина" так сладка,

что не червивой быть

                                          не может…

 

 

 

ГОЛОВА БОЛИТ НЕ ОТ ПОГОДЫ

 

 

Человек из влюбчивой породы,

будь он даже в возрастной глуши,

знает, что хандра - не от погоды,

а от состояния души.

 

Как туман, развеются невзгоды,

чайки дней счастливых прилетят,

станет ясно: хворь - не от погоды,

а грехи под сердцем коротят.

 

Я, как туз из карточной колоды,

поучаю дам и королей:

голова болит не от погоды,

а от скверных мыслей и страстей.

 

 

 

* * *

 

 

Кто себя внутри не слышит,

тот себе чинит разбой:

не возьмёшь от жизни свыше,

чем отпущено судьбой.

 

Дарит Бог судьбу однажды,

изломаешь ты её -

никогда того не жажди,

что отныне не твоё!

 

Ахни: «Мама!»

Охни: «Боже!»

Дым пускай и пей вино,

но не жди от жизни больше,

чем тебе судьбой дано.

 

 

 

РОССИЯ БОЛЬШАЯ…

 

 

У светлых и грешных – один Господин,

но мною подмечено с юных ногтей,

что в семьях богатых ребёнок один,

а в бедных лачугах - по трое детей.

 

Талантливых много, у власти - не те…

Россия большая, но в разных концах

душевные люди живут в нищете,

а воры и хамы - в роскошных дворцах.

 

 

 

* * *

 

 

Из бездны ошибок смотрю на себя:

я был и упрям, и отчаянно смел,

и всякий раз думал, затылок скребя:

кто сделает завтра, что я не сумел?

 

Я к славе и смерти всегда был готов.

Подумать, помедлить - меня не моли!

Теперь ухмыляюсь под толщей годов:

кто сделает завтра ошибки мои?

 

 

 

О ЧЁМ ЗАДУМАЛСЯ?

 

 

- О чём задумался? -

Приятель вопрошает.

Вопрос внезапный, будто бы укор.

И вот опять мне мысли разрушает

ненужный и никчёмный разговор.

 

- О чём задумался? -

И снова понимаю:

я - кур в ощип, впросак попавший вор!

Обрывки мыслей в кулаке сжимаю,

пока не поглотил их разговор…

 

 

 

МЫСЛИ НА ПРАЗДНИКЕ

 

 

Грущу в толпе, ломая пальцы,

поникла в мыслях голова:

мне жалко времени на танцы,

                     на тосты, водку и слова…

 

Я, словно гость в чужой эпохе,

пытаюсь быть таким, как все,

но жалко времени на вздохи

по табаку и колбасе…

 

Да будет мой свидетель – небо:

я искренне жалею тех,

кто дни сжигает ради хлеба

и копит гроши для утех.

 

Когда строка зовёт и дразнит,

и, вдохновляя, греет кровь,

мне жалко вечера на праздник

и ночи…

                     даже на любовь!

 

 

 

РЕФОРМА В ШКОЛЕ

 

 

Заявил вчера подружке Свете

на уроке пения Олег,

что он знает много стран на свете,

«где так вольно дышит человек»!

 

А Петров кричал потом с галёрки

(мы все растерялись, как нам быть?):

- И в Париже могут и в Нью-Йорке

«лучше нас смеяться и любить»!

 

 

 

* * *

 

В один из классов дверь открыта,

там каждый дерзок и строптив!

А учат - вместо алфавита,

как надевать презерватив…

 

 

 

ВНУТРЕННЕЕ ВРЕМЯ

 

Я сам в себе произрастаю,

всхожу, как в мае зеленя.

Свои мечты предпочитаю

тому, что есть вокруг меня.

 

И ты, любовь, признаюсь честно

(пока царят и грязь, и ложь),

во внешнем времени исчезла,

теперь во внутреннем живёшь!

 

 

 

* * *

 

Нам всем на жизнь отпущено немного,

но сколько ты о жизни ни суди,

прошедшее - короткая дорога,

а лучшее - маячит впереди.

 

Чтоб не летели будни листопадом,

шурша в ногах без пользы на пути,

как важно знать всё то, что нам не надо,

чтоб то, что надо, в жизни обрести!

 

Я, к счастью, жил не только хлеба ради,

мне в трудный час отчаянно везло!

И, как бы ни был в жизни я обкраден,

мне Бог давал моим ворам назло!

 

 

* * *

 

Богатство у мастера - это уменье,

и пусть он порой незаметно живёт,

но это уменье - такое ж именье,

как чья-то усадьба и чей-то завод.

 

Пускай кто-то нажил дворцы дорогие,

а ты, что имеешь, в себе всё несёшь…

Чем позже тебя распознают другие,

тем дольше "именье" своё сбережёшь!

 

 

* * *

 

Ветшают эпохи, мелькают года -

и в этом земном обновленьи

мы все, уходя, не придём никогда

в чужое для нас поколенье.

 

Но лишь бы при жизни ехидно во след

никто не сказал: это бывший поэт.

 

Ведь Пушкин - не бывший

                                          и Лермонтов - нет,

так думать жестоко и пошло!

Узнать не желаю на старости лет,

что всё моё лучшее - в прошлом.

 

И даже у гроба, в конце-то концов,

никто б не сказал: это бывший Скворцов.

 

 

 

ЗАШАХОВАННЫЙ КОРОЛЬ

 

В жизни шахматные хлопоты:

есть задачи и цейтнот,

есть ловушки, будто пропасти,

есть случайность и расчёт.

 

Не предвидя поражения,

я плевал ещё вчера,

что до смерти от рождения

лишь одна всего игра.

 

Жизнь, казалось, как Вселенная,

необъятна и длинна...

А она, моя бесценная,

как блиц-партия дана.

 

Вот какая штука скверная:

на неубранном полу

у бутылки из-под вермута

жёстко спится королю.

 

С болью, как артист освистанный,

в страхе думаю порой:

да не я ли тот неистовый,

зашахованный король?

 

На дебют себя истратил я,

щедро дни, как пешки жёг.

Бестолковой вышла партия,

зависает мой флажок...

 

 

 

НАЕДИНЕ

 

Шальную жизнь,

                     как ветхий том листая,

о сыне вспоминаю

                     и жене…

Вздыхает тихо комната пустая,

и брежу я с собой наедине:

каким бы стал я,

                     если б вновь родился?

Свою судьбы как стал бы я верстать?

Наверняка, учился бы,

                                          трудился…

Всё делал так,

                     чтоб времени под стать.

Имел таких друзей, жену и брата,

которые ни в чём не подведут;

и каждый день

                     с восхода до заката

на праздность не хватало б мне минут.

Я жил бы так,

                     чтоб мама была рада!

В семью бы нёс я

                                  радость и покой…

Вот я родился

                     и живу, как надо,

но почему-то всё же не такой…

Прожитых лет не возвратится стая,

с годами сын забудет обо мне…

Вздыхает горько комната пустая,

и кто-то тайно плачет в тишине…

 

 

 

* * *

 

Утро проснулось, украдкой

медленно входит в окно…

Тихо кроплю над тетрадкой,

сею раздумий зерно.

 

В жизни искал совершенство

и целовал поэтесс…

Знаю, цена за блаженство -

зависть и мрачный Дантес.

 

Солнце на рукопись льётся,

дремлет на полке Вольтер…

Если Дантес промахнётся,

ждёт меня свой "Англетер".

 

 

* * *

 

Когда все нации сольются,

перемешаются цвета,

стихи мои лучом пробьются

сквозь наши смутные года –

и скажут через бездну лет:

он очень русский был поэт!