Село Климовщина и его обитатели
в произведениях Владимира Скворцова
ВСТРЕЧА ЗЕМЛЯКОВ
Алексею Румянцеву*
Где еще, не знаю, право,
ну в каком другом краю
так бесхитростно и прямо
говорю про жизнь свою!
В полный голос при народе
и душою не кривя,
друг признался:
- Эх, Володя,
стал опойком горьким я…
Весь вокзал взглянул, бледнея,
зашептался по углам,
и кошелки поплотнее
все притиснули к телам.
- Как же так! Ты что, Алеха!
Не признание - пассаж!
Ну, сказал! Не выпивоха,
не пьянчуга, не алкаш,
а ОПОЕК! Вот так слово!
Где такое откопал?
- Для тебя оно лишь ново.
Эх, дружище Вова, Вова!
Видно, что не запивал.
Я был рад,
что друга встретил.
Прошлый год еще о нем
я читал статью в газете,
что таких, как он, на свете
не найдешь и днем с огнем.
Он, бывало, как машина,
сеет, косит, пашет, жнет…
Восхищалась Климовщина:
даже в праздники не пьет!
Все сюжеты сценариста,
по заданью снятый фильм,
репортажи журналиста -
просто меркли перед ним!
(Правда, видели у клуба:
после танцев в выходной
целовал девчонку в губы -
значит, все же не святой!)
- Помоги-ка мне советом, -
говорит Алешка мне, -
вот чего-то в жизни нету -
и несет меня по свету…
Утонуть могу в вине.
- Эх, Алеша, к сожаленью,
не могу я дать совет…
Сам то пьяный, то с похмелья…
Вот уж скоро восемь лет.
Я семью обтряс, как грушу,
и, судьбу свою губя,
измотал вином всю душу,
промотал, как рубль, себя!
Весь вокзал опять, бледнея,
зашептался по углам,
и кошелки поплотнее
все притиснули к телам..
Леша лез за папиросой
и головушкой качал:
- Как же пить-то, Вовка, бросить?
- Сам бы бросил, если б знал.
Где еще, не знаю, право,
ну в каком другом краю
так жестоко и упрямо
пропивают жизнь свою?!
* Мы с моим другом Лешей Румянцевым победили свой страшный недуг - оба не пьем. Но, совершенствуя свою жизнь сегодня, мы не пытаемся лакировать свое прошлое. Что было - то было. Поэтому стихотворение я не выбросил. Пусть живет для истории.
ИВА
Не спит седеющая ива,
дрожит и смотрит сиротливо
в лицо холодное Луны…
Покорно ждет за бороздой
с непостижимою тоской,
как люди старости, зимы.
* * *
Нет в деревне
ни школы, ни церкви…
Люди есть,
но души нет живой…
Все плутают
без веры и цели
и не ведают жизни иной.
ЗИМА
Антонине Гавриловне Ильиной
Мерзну у дома,
пьян без вина…
Стонет солома
из-под бревна.
Лес на морозе
спит, как убит,
азбуку Морзе
дятел долбит…
В снежном затоне
стог занемог,
в дверь бабы Тони
впился замок.
К наглой железке
след замело,
за занавеской
жизнь унесло…
ХИТРОСТЬ
Людмиле Чубаровой
Нет, все не так, не так все, Людка, слышишь!
И не пряди догадок-паутин.
Я был и есть твоих догадок выше
и потому, наверное, один.
Не помню, в ночь ли, в утро ль молодое
как бы случайно обронила ты,
что я хитрю - и сердце озорное
вдруг поползло по склону мерзлоты…
В чем эта хитрость? Я не понимаю.
И не пойму, наверное, прости…
В том, что я чувств не сдерживаю стаю?
Или не те ищу к тебе пути?
Тогда и голубь, что с голубкой рядом,
хитрит, а не воркует, не поет!
И яблоня хитрит над нашим садом,
когда весною каждый год цветет!
Хитрит в полях пшеница налитая,
хитрит в своем бесплодии гранит,
и если лебедь запоет, взлетая,
то не иначе, что и он хитрит…*
Нет, все не так, не так все, Людка, слышишь!
И не пряди догадок-паутин…
Мне кажется, ты вновь догадкой дышишь:
есть хитрость в том, что я сейчас один?
* Лебеди поют один раз в жизни - перед смертью
КРИВАЯ ЛОШАДЬ
(Подражание Евг. Евтушенко)
Хлестким словом лошадь погоняя,
на санях везет меня Коланя.*
Мы себя по доброй воле мучим:
в Богослово едем за горючим.
У Колани на щеке щетина,
хоть ножи точи вся Климовщина.
Он кричит: "Не хуже, чем на ЗИЛе,
мы доскачем на нечистой силе!
Я в санях, как на персидском ложе,
сам кривой, и лошадь моя тоже!"
А мои глаза хоть и прямые,
мысли тоже от вина кривые…
Прямо жить хотел, да не случилось!..
Как-то по-кривому жизнь сложилась.
И любовь моя полуживая,
как в болоте деревце, кривая.
Эх! Коланя! Выхода нам нету,
мы, как лошадь, оба канем в Лету!
Наберем горючего и закусь,
поплывем лодчонкой сикось-накось
сквозь деревни с матом и весельем,
как по перекатам и по мелям…
Лошади бы хвост, как у павлина,
вот бы восхищалась Климовщина!
Лучше, чем амфибия любая,
твоя лошадь! Жалко, что кривая.
* Коланя - настоящее имя Николай Бойцов, жил в деревне Подлипье колхоза "Путь Ленина"
НОВГОРОДСКИЙ ДАНКО
Анатолию Семеновичу Румянцеву
Он учиться не летал в столицу
или, как блатные, за кордон, -
сам придумал: сердце, будто птицу,
поместить у дома на фронтон.
А приезжие смеются:
- Вот артист!
Спрятал сердце
от болезней под карниз!
Делится со мной, не многословя,
что хворает, почитай, с весны,
что былые сила и здоровье
сединою лет занесены.
Говорит не жалобно, без вздоха,
припасенным куревом дымя…
Я притих. Ведь целая эпоха
по-отцовски смотрит на меня.
На коленях - жесткие ладони,
помнящие кожей серп и плуг…
Как на них извилины все стонут!
В них ничто гадалки не поймут!
Две ладони, словно две страницы,
как живой правдивый документ
о земле колхозной, и пшенице,
и о детстве довоенных лет…
Не беда, что на лице морщины,
только сердце из твоей груди
ты храни над нашей Климовщиной,
на ветру его не застуди!
Пусть прохожих и проезжих на пути
греет вырванное сердце из груди!
А иные посмеются:
- Вот артист!
Спрятал сердце
от болезней под карниз!
ВЕТЕРАНЫ
Николаю Родионовичу Суворову
Помню с детства: вечерами,
чуть не каждый выходной,
собирались ветераны
в нашем доме над рекой.
С прибаутками входили,
целовали в щеку мать,
разговоры заводили,
начинали вспоминать
про бомбежки, расставанья
да разлуку вдалеке…
Затаив свое дыханье,
мы сидели в уголке.
Все дела свои подростки
оставляли на потом,
встав на цыпочки, березка
замирала под окном, -
ветераны запевали:
- Эх, дороги, пыль да туман ...
Все из них до боли знали
нам неведомый бурьян,
на котором неживые
(и представить-то нельзя!)
оставались фронтовые,
может, лучшие друзья!
Подмигнув нам, запевала,
от войны еще хмельной,
дирижировал, бывало,
уцелевшею рукой…
Вот мы сами отслужили,
довелось в труде потеть…
Так ли ярко мы прожили?
Так ли песни мы сложили,
чтобы их при детях петь?!
Я ЧУВСТВА В ГОРЕ СОХРАНЮ
Марине Переседовой,
трагически погибшей
Ничто мне душу не залечит,
не утаить печальных глаз:
час долгожданной нашей встречи -
прощанья горестного час.
Вчера так солнышко светило,
лучи, как руки, разводя! -
Сегодня горькая могила
в слезах печального дождя…
С какой надеждой ждал я встречи
не год, не два, а целых пять!
Мечтал тебя обнять за плечи,
а должен в лоб поцеловать…
Прости меня ты ради Бога
в несостоявшейся любви!
В моих стихах ты недотрогой
жила - и век теперь живи!
А если девочка родится
когда-нибудь в семье моей,
я не смогу не прослезиться -
Марина будет имя ей!
-2003.jpg)
