журнал писателей России

“ГЛЕБ УСПЕНСКИЙ”

Я помню, в моём детстве пароход

В верховьях Волги много лет ходил.

Он бедствовавший от войны народ

Возил с баржой, но часто и один.

С названьем «Глеб Успенский» тарахтел

От Пено он по всем нашим озерам

До Ширкова, где отдыхал от дел

До петушиной песни в утре скором...

Названье незнакомое, но кто ж не знал,

Что, сев, в районный центр приедешь,

Где власть сидит в светёлках, где казна,

Где очередь за хлебом допоздна.

(Хлеб из своей-то ржи давно приеден),

Где станция, и в Питер поезда

С обосновавшейся там с давних пор

                                            роднёю,

Куда тебя зовет твоя звезда,

О чём мечты твои ночами ноют . . .

Я в заднюю каюту, помню, сел

На пароход, будивший утро громко.

Мужчина рослый, бывшй мой сосед,

С женою был, та с девочкой-ребёнком,

Ко мне вдруг потянувшейся, и я,

Под боком что-то нежное почуял.

А за окном певучая струя Звала:

ах, в тёплое и мягкое хочу я…

В мои тринадцать лет меня тогда

К чему-то непонятному такому,

Куда скользят всей юности года,

Тянуло, словно в тёмный сладкий омут…

Годков на десять от меня отстав,

Росла Людмила в нашей же деревне,

Куда родители её в свои места

На лето привозили к бабке древней.

Тогда уже я шёл своей тропой:

Десятилетка, тут же допризывник,

Затем студент, свой ключик золотой

Вручили мне два вуза - стал я сын их.

Тогда же, следуя влеченью своему

И правилам испытанных традиций

С Людмилой мы надели свой хомут,

Чтоб в прочности чувств наших убедиться.

Но тоже в Залозье приезжий паренёк,

Что юным другом мне тогда являлся,

Нам чуть не стал невольно поперёк,

Но не виню его уже сейчас я ...

Мы с нею жизнь продолжили, и вот

Дожили до моей больничной доли.

Болит не столько сердце иль живот

Сколько изношенная жизнь

                                    по своей воле.

Мы дотянули до больничных дней,

Попытки залатать мои прорехи.

Она приходит каждый день ко мне,

Конечно, позабыв любви утехи.

И престарелой матери, к тому ж,

Нужна её любовь, её забота

(Той тётеньке с ребёночком, что муж

Когда-то вёз на белом пароходе).

Давно тот «Глеб» распилен на дрова,

И по озёрам ходят лишь моторки,

В фарватере «поднялись» острова

Воспоминаний, то ли сладких, то ли горьких…

ВСПОМИНАЯ О ЗАЛОЗСКОМ ДОМЕ

В БОЛЬНИЧНОЙ ПАЛАТЕ ПОД ГРОЗОЙ

Весь угол парка за моим окном

Накрыло и гремит неистовой грозой.

Уж я хотел забыться мирным сном

Под усыпительный, тем более, озон.

И вот уж грузными охапками листву

Кидает ветер там, с деревьев не срывая

А выше, в тьме, потопы туч плывут,

И сотрясающей округу, сваей.

Вбивается в мой слух небесный гром,

Взгремевший колокольным серебром.

Струи дождя - то звонкою капелью

Роняются, то - дребезжит хрусталь,

То по-другому, застрочив, запели

По бархату кленового листа.

Дождь лепетал по мелким тоже листьям,

С карнизов плющил, в лужах пузырясь,

Он так старательно

                при вспышках молний чистил

Доступные ему застой и грязь…

А между тем наркоз озона и поющий дождь

Меня клонили в сон, я начал забываться...

Ну, ничего, любезный друг, подождь,

Мне есть ещё, куда от чар твоих податься.

Ах, в Залозье, в наш старый дом, где спят

Усталым сном хозяин и хозяйка:

Она спит в зале, с головы до пят

Укрывшись в пуховик,

(Под боком с кошкой, на полу - собака)

И с палисадником за рамой, где шумят

Береза с яблоней – два благодати знака…

А он - в припечной комнатёнке, натянув

Бавалое в ночёвках одеялко,

А за окном во всю его длину

Простерлись ветки с зеленками яблок...

Ждёт и меня в укромной глубине

Там закуток с печуркою голландской –

Потрескивают в ней поленья в тишине

Даря тепло, уют и прелесть сказки.

Ах, старый дом, знакома и тебе

Мелодия дождя внутри, а не снаружи,

Когда он затекал в дырявый твой хребет,

Куда подставить тазик, обнаружив.

На кухне протекает, и в сенях,

В кладовке с лазом на чердак, и в коридоре,

И струи эти не по доброму звенят,

С сухим уютом дома, словно споря…

Не протекали лишь

                        под крепкой крышей двор,

В саду со сливами и яблонями баня,

Сенной сарай за ним…

                                Ах, не себе ль в укор

Таранит крыши дождь,

                                    никак не протараня!

Зато без удержу и лишь на пользу льёт

На старый сад и новые посадки,

На огород картофельный и тот,

Где с ягодами зеленеют грядки.

Сарай был обречён на скорый слом,

И топливом мог стать, и стать мостом,

Но вовремя был куплен для скота же.

Он, к слову, и не так уж и течёт,

В нём скот свой увеличивает счёт.

Всем доброй крыши пожелав.

Я отхожу в сушильни сенных трав.

                                            Санкт-Петербург

( вернуться к содержанию номера )