ВЕЛИКИЙ МИСТИК "НАТУРАЛЬНОЙ ШКОЛЫ"

Написав едва ли два десятка непревзойдённых шедевров, среди которых первый том так и незавершённой поэмы в прозе (заметим, что у Пушкина, которому Гоголь поклонялся, есть повесть в стихах, «Медный всадник»), он породил целую гору литературы о себе, своих странных героях, но никто из гоголеведов так и не разгадал загадки этой личности, её притягательной тайны.

Ещё при жизни Николай Васильевич удостоился всемирной славы, был провозглашён знаменем «натуральной школы», провозвестником реалистического направления, но никто и никогда до сих пор внятно не объяснил, а в чём, собственно, этот гоголевский реализм воплощается? «Все мы вышли из гоголевской «Шинели»? Так ведь бедный, подвинутый на своей шинели Башмачкин такие посмертные фокусы у него проделывает, что, как говорится, не приведи Господи! А нос майора Ковалёва? – разгуливает себе посреди Невского! Вы когда-нибудь видели, чтобы часть тела свободно разгуливала сама по себе, изображая собой важную персону? На что уж, казалось бы, реалистична повесть «Невский проспект», открывающая цикл его петербургских произведений! Так нет же, автор предупреждает: «О, не верьте этому Невскому проспекту!.. Всё обман, всё мечта, всё не то, что кажется». И думается, что совсем не случайно апофеоз Петербургу заканчивается фразой, очень характерной для этого поистине мистического писателя: «…сам демон зажигает лампы для того только, чтобы показать всё не в настоящем виде». Запомните упоминание о демоне. Мы ещё вернёмся к нему.

Прошло два века со дня рождения нашего признанного классика, но мы и сегодня не имеем полного академического собрания его сочинений. Мало того, сегодня вокруг его имени опять разгорелась жёсткая идеологическая борьба, о чём ещё в конце прошлого года сообщала «Литературная газета». На незалежной Украине, где Гоголь теперь считается зарубежным писателем, кому-то потребовалось сделать из Тараса Бульбы ярого украинского националиста, и в очередном собрании сочинений, приуроченном, кстати, к 200-летнему юбилею, появился перевод знаменитой повести, сделавший из главного героя, знакомого всем нам по школьной программе, яростного борца с «москалями».

Да что там Украина, если даже в Москве видные деятели (или делатели?) культуры в год юбилея писателя вдруг потребовали… убрать один из двух памятников Гоголю работы Н.В.Томского (См. «Литга-зету» № 3-4 от 28 января – 3 февраля, с. 6). Подчеркну, что инициатива исходит не от каких-то чиновников, держиморд околоточных, а от людей весьма уважаемых, имена которых в данном случае как-то и приводить неудобно.

Говорят, что Гоголь, вопреки его завещанию, был всё-таки похоронен живым. Об этом ещё Абрам Терц написал. Якобы при перезахоронении открыли гроб и обнаружили, что тело лежало на боку. Мистика, преследующая его при жизни в силу особенностей дарования, не давала ему покоя и после смерти. А теперь ещё «культурные» потомки борьбу с памятниками затевают. Одно из московских изваяний бывший зампред Моссовета по культуре В.Дормидонтов предложил (в «Известиях» от 13 ноября прошлого года) отправить «в Петербург или Зеленоград – там есть улицы Гоголя без памятника. Или Украине подарить». Одно только не учёл этот деятель от культуры – с некоторых пор не стало в Питере улицы имени Гоголя – стёрли это название с карты города современные переименователи вроде него. Вот в Ленинграде улица Гоголя была, а в Санкт-Петербурге - исчезла.

Но памятник писателю, слава Богу, сохранился, стоит он на Малой Конюшенной, смотрит в сторону Невского. И пусть ни у кого впредь не поднимется рука его тронуть. Ему, памятнику, и посвятил я десять лет назад такое стихотворение:

ПАМЯТНИК ГОГОЛЮ

Зимою на Конюшенной на Малой 

Стоит в плаще, забыт и одинок. 

Засыпан снегом памятник усталый: 

Давно ль открыт и так устать он смог?

С какой-то скрытой, мёртвою улыбкой 

Глядит на Невский, кисти рук скрестив. 

Что ж было? В повестях его – ошибка? 

Или сам Бог навеял тот мотив?

В шинели зябкой маленький Акакий 

И Чичиков на тройке с ветерком – 

Вот истинная Русь? Иль Исаакий 

И Медный Всадник станут маяком?

Четыре фонаря вокруг. И в этом 

Свой запоздалый скорбный ритуал: 

В России Гоголь видел мало света, 

И лишь фонарь, который умирал…

Забронзовел

                знакомый острый профиль, 

Задумчивы, грустны черты лица, 

Как будто ждёт, надеется – готов ли 

Его понять потомок до конца.

Но обойди фигуру эту справа –

И странный взгляд почувствуй на себе:

Во взгляде этом сладкая отрава

И благодарность гения судьбе.

Не мучился этническим вопросом, 

В делах славянских был не ретроград: 

Он русским был и был он малороссом, 

И с Пушкиным воспел

                                    Петровский град.

А вот музея писателя в нашем достославном городе до сих пор нет. Не сподобились на это потомки…

Величайшей трагедией для Гоголя в жизни стала творческая неудача с воплощением «Мёртвых душ». Полагают, что во многом из-за этого и развилась у него с годами душевная болезнь. «Мёртвые души» выпили творческие соки писателя, они окружали его всю жизнь, так что создатель поэмы вынужден был признаться, что смог лишь построить крыльцо для своего прекрасного дворца – имея в виду первый законченный том. Судьба второго известна – в минуту душевной непогоды Гоголь его сжёг, причём делал это дважды, а затем и вовсе отрёкся от всего ранее им написанного.

Не собираясь повторять сказанного другими, я бы хотел всё же предложить читателю своё понимание гоголевской трагедии. Следующее стихотворение, как и предыдущее, тоже было опубликовано в 1999 году в сборнике «Третья стража» и отразило личное отношение к творчеству Гоголя, не изменившееся за минувшие годы.

ТАЙНА

                                «Это уже нам всем 

  темно представляется, и мы едва…» 

                                                Н.Гоголь

Не зря писатель несчастливо 

Закончил фразой: «Мы едва…»

Быть может, есть на свете диво, 

Что не вмещает голова. 

Быть может, понапрасну маемся 

Тем, что понять не суждено 

И заглянуть туда пытаемся, 

Где заколочено окно?

А если тайна рядом – вот она! – 

Давно оставлена для нас, 

Как паутинка тонко соткана, 

Надёжно спрятана от глаз? 

Понятно Гоголя стремление 

Своих поклонников учить, 

Но все советы, тем не менее, 

К разгадке не дают ключи.

Живучи прежние сомнения, 

Душа тоскует и болит. 

Понятно всем: пора осенняя 

Нам лета следом не сулит. 

Надеются на воскресение 

Опустошённые сердца… 

А ну как здесь ошибка гения 

В предощущении конца?

Ему, конечно, было страшно

Среди видений умирать,

Хотел сказать нам что-то важное,

Но Вий сумел переиграть.

Уже открытая могила

Пред взором мысленным его

Пугала, ужасом манила,

Не обещала ничего.

Куда ни кинь – всё мёртвы души, 

Никто на помощь не придёт… 

Он думал – литургия лучше – 

Как круг магический, спасёт. 

А мы взахлёб слова глотаем 

Из уваженья перед ним, 

Как будто приближаясь к тайне, 

Но жажды той не утолим.

Искал душе своей спасенья 

И думал – миру объяснит,

Где точка всех пересечений 

Земных таинственных орбит, 

Наставит нас на путь тернистый, 

Проникновенно говоря… 

А сам-то видел блеск лучистый 

В железном взгляде упыря…

Как же так получилось, что из гениального замысла грандиозной поэмы о России у Гоголя получился пшик, мыльный пузырь, лопнувший от соприкосновения с действительностью? Птица-тройка, воспетая им в конце первого тома «Мёртвых душ», несёт… авантюриста Чичикова, предшественника будущих приватизаторов. Или тех, рангом поменьше, что заведовали в Коми республике формально не существующим, но реально сгоревшим вместе со своими обитателями домом престарелых. Просто развитие темы какое-то: если у Гоголя мёртвые числились как живые, то в сегодняшней России живых людей как бы не существовало вовсе, и только умерев в огне, они как бы проявились в бумагах и справках следственного дела… Мыльный пузырь, грандиозная афера приобретают трагическое звучание в нынешних условиях, окружающих нас.

Что же всё-таки так мучило писателя, о чём он так скорбел, так истово молился в последние годы? Мне кажется, подступом, ключом к этой загадке величайшего из мистиков «натуральной школы» может послужить его повесть «Портрет».

Напомню: к никому не известному, прозябающему в столице художнику Чарткову вдруг приходит удача после приобретения им за гроши таинственного портрета незнакомца в азиатской одежде. Из рамы портрета во время осмотра его квартальным внезапно выпадает свёрток с тысячью червонцев. Эти червонцы бедняга ясно видел во сне, как и ужасные живые глаза, изображённые на холсте неизвестным мастером. Но деньги не принесли Чарткову счастья, сгубили его талант. Он превратился в маляра светских портретов, а потом умер от зависти к более удачливому коллеге.

Вот, собственно, и весь сюжет первой части повести. Но есть ещё и вторая. Гоголь не был бы Гоголем, если бы не разжевал читателю суть своей мысли. Во второй части выясняется, что на странном портрете, продающемся теперь с аукциона, художник изобразил жадного ростовщика (вот вам Гобсек и Плюшкин!), ставшего воплощением вселенского зла. Ростовщик перед смертью заказал художнику своё изображение, чтобы не исчезнуть, остаться в этом мире. Художник не окончил работы, но успел достоверно изобразить жуткие, вселяющие ужас глаза. А ты не гляди! – помните голос, предупреждавший Хому Брута не смотреть на Вия – таинственного главаря нечистой силы, появившегося в конце одноимённой повести? Кто ещё, кроме Гоголя, сумел воплотить в слове демонические (вспомните «Невский проспект»!) образы нечистой силы с таким мастерством и наглядностью? Булгаков, конечно, достойный ученик и последователь, но всё же вряд ли превзошедший учителя. А вот зловещий портрет, если помните, в конце повести таинственным образом исчезает с аукциона…

Так не за это ли воплощение нечисти в человеческом мире и каялся Гоголь все свои последние годы, видя своё преступление в художественной силе воплощения зла? Тема ответственности художника за своё творение, за мир, который он создаёт в своих образах – одна из краеугольных для Гоголя. Ведь не случайно на своё писательство он смотрел как на общественное служение, стремился к пользе. Но не в том ли самом «Портрете» он написал слова, которые очень современны сегодня: «Наш… век давно уже приобрёл скучную физиономию банкира, наслаждающегося своими миллионами только в виде цифр, выставляемых на бумаге»? Ну чем Гоголь - не социальный писатель? И ещё одно: «Скучно на этом свете, господа», - так заканчиваются «Старосветские помещики». Может быть, именно от ощущения скуки писатель отрывался от обыденности в мир безудержных фантазий, превзойдя известные фольклорные персонажи, воплощая свои видения в плоть и кровь, создавая из них типы и характеры. «Сны и галлюцинации Гоголя поражают наглядностью и чёткостью изображения, причём запредельное и сверхъестественное предстаёт в них ярче, насыщеннее и действительнее здешнего мира» (А.Терц, «В тени Гоголя»).

Он пришёл к Богу, разуверившись в возможностях своего таланта подарить миру своё величайшее творение. При всей сложности натуры он всё же был человеком светлым, оптимистичным, верил в великое предназначение России и русского человека, его преображение. Как глубоко верующий человек, несмотря на частый и острый страх смерти, он верил в последующее возрождение: «Вся наша жизнь должна быть неумолкаемой, радостной песнью благодарения Богу. О, если бы сделать так, чтобы и никогда времени недоставало для всяких других речей, кроме речей вечной признательности Богу». Одну из таких речей Гоголь оставил нам, это «Размышления о Божественной литургии». Да и вся книга «Выбранные места из переписки с друзьями», которую сам писатель считал самой искренней и задушевной, предстаёт сегодня без извращающих её смысл политических наслоений.

Читайте, перечитывайте Гоголя. Смейтесь над его героями, горюйте вместе с ними. Впитывайте живой, «неправильный» русский язык мастера. Кстати, в своей книге о Гоголе, вышедшей в 1933 году, В.Вересаев отметил одну особенность этого уникального гоголевского языка: «К языку Пушкина, Тютчева, Тургенева, Достоевского, Чехова непосредственному читателю нужно долго привыкать. Один только Гоголь, хуже всех их знавший русский язык, сумел достигнуть того, что не сюсюкая, ни на линию не понижая высоты творчества, сделался доступен самому малообразованному читателю. В этом отношении Гоголь – самый демократический из всех наших писателей».

Да, он упорно старался избегать иностранных слов, часто прибегал к провинци-ализмам и малоупотребительным словам, но делал это с тактом и умением, оживляя речь своих персонажей. А что мы делаем сегодня с русским языком? Смогут ли дети и внуки наши вскоре читать Гоголя без переводчика? Этот вопрос, увы, не кажется мне риторическим…