журнал писателей России

Алексей АХМАТОВ

« ДОМОРОЩЕННЫЙ ФИЛОСОФ

С ЗАМАШКАМИ МЕССИИ »

Этот застенчивый, даже скромный, что неявно, но уже начинает мешать литературной карьере, тихий, и в то же время знающий себе цену, крепко стоящий на ногах человек, по сути – образец поэтического архетипа. Точнее то, что по идее должен представлять из себя поэт. Он крепко скроен, лобаст. Не вымолвит лишнего слова. В свои сорок с хвостиком окончил литературный институт, вступил в Союз писателей России, отмечен в интернет-конкурсах, опубликован в местных и даже заграничных изданиях. Но работает, как водится, в охране на суточной работе. Вдали от суеты, но и вдали от какой-никакой, но всё-таки литературной жизни.

Почему же в таком случае образец? Да потому, что всё напряжение и энергия, все нервы уходят на бумагу, а не на внешнюю позу, чем так увлечены подчас представители поэтических тусовок. Вот уж поистине - Смирнов совсем не тусовочный поэт. И вопросы, тревожащие его, всё больше из области духа. Так поэт с полным правом говорит о своём внутреннем состоянии:

Когда в душе моей

сойдутся тьма и свет,

я сам и Челубей,

я сам и Пересвет!

            *   *   *

Вот так схожу с ума,

сражаясь день-деньской, –

то верх возьмет Мамай,

то победит Донской.

Тема раздвоения личности широко представлена поэтом, но при всех характерных особенностях не становится предметом самолюбования и, уж тем более, поэтического нытья. Он постоянно ощущает себя и обыкновенным провинциалом, и гением в одном теле. И подобное противоречие мучительно.

Окончив институт Литературный, вступив в Союз писателей России, я был и остаюсь всё тот же дурень, всё с теми же замашками мессии.

А ещё Сергей Смирнов поэт, потому что всегда «чужой среди чужих, чужой среди своих». И это сразу чувствуется. Это проявляется не в рисовке на людях. Это глубинное состояние, длящееся годами. Собственно, без этого самоощущения и писать-то почти невозможно. Так уж получается, что счастливые стихов не создают. Стихи есть результат страдания и сострадания, а этим Сергей Смирнов не обделён:

И доморощенный философ

глядит в темнеющее небо

и стаи проклятых вопросов

с ладони кормит чёрствым хлебом.

Весьма широко, и часто к месту, автор пользуется отсылками к мировой и русской литературе. В его арсенале и Дант, и Достоевский, и По, и Блок.

Конечно, такая палитра не может не радовать настоящего ценителя. При этом Смирнов избегает цитат ради цитат с единой целью показать свою эрудицию.

Достаточно плотно взаимодействуя со своими великими предшественниками, он мало увлечён “парафразами чужих находок”, как определил эту модную тенденцию Дмитрий Быков.

Он не опирается на цитату, как на костыль, скорее берёт её под руку, как приятеля, с которым давно не виделся, но никогда не забывал о нём:

И петух табака в пиджаке от Версаче

клюнул ворона в глаз

                                        за его «никогда»...

К сожалению, не могу сказать, что чтение вызывает сплошное приятие. Присутствует ещё некоторая заштампо-ванность. Причём не на уровне строчки или отдельного образа, скорее на уровне мышления.

Бездумно, на мой взгляд, поэт повторяет расхожие нелепицы про «чёрные присяги и мерзкие дела» советского прошлого. И уж совсем негоже серьёзному поэту характеризовать праздник Первомая, как дьявольские игры старух с красными знамёнами, чьи «тела минувших дней, преданья старины».

Негоже даже не потому, что это кощунство, - поэт, как и любой человек может ошибаться, а потому, что за этими словами скрывается нежелание думать.

За подобными сентенциями стоит слепое повторение давно обкатанных болванок, которыми нас кормят средства массовой информации, призванные оправдать последние десятилетия унижения государства, да и народа в целом. Поэт имеет право на ошибку, но поэт не имеет права на зомбирован-ность.

Может быть, главная его задача – противостоять общепринятым идеям и массовым заблуждениям, как тогда, при советской власти, так и сейчас. И тут Сергей Смирнов даёт слабину. В безудержном повторении чужих инсинуаций ему отказывает даже художественное чутьё:

Свобода: жги, громи, расстреливай,

и с ближнего срывай-ка платье –

мы все равны, мы оголтелые

безумные больные братья...

Бог бы с ним, с неуклюже поставленным для заполнения размера «срывай-КА», но хотелось бы задать автору вопрос, это кто предоставил свободу жечь и громить? Это кто с ближнего платья срывал? Советская власть, отдавшая дворцы учёным, накормившая беспризорников, обеспечившая народ работой, образованием, медициной?

В какой стране живёт написавший эти строки? В каком времени? Не попутал ли 30-ые с 90-ми?! Не имеет права поэт позволять так промывать свои мозги.

И всё-таки Сергей Смирнов – поэт. Причём поэт с чётко выраженной гражданской позицией. Говоря: “Жить на родной земле и лечь в родную землю – вот всё, о чём прошу, вот всё, чего хочу” он недвусмысленно подтверждает свою сопричастность и к своей земле, и к своему народу, и к своей истории. Пусть политика не его сильное место. Но зато он способен подарить читателю радость своих откровений.

Поделиться «цепочкой вороньих следов», «серёжкой с ольхи» и «столовым хрусталем изо льда». И тогда:

… встаёт из волны Афродита с веслом,

и стреноженный конь

                                  бьёт по крыше крылом!

И происходит обыкновенное чудо поэзии. Чудо узнавания и одновременно удивления чем-то новым.

Что ж, будем судить автора по его удачам. По его вершинам. А они присутствуют. Они несомненны.

                                                         Санкт-Петербург    

( вернуться к содержанию номера )