* * *
Была послевоенная зима –
То слякоть, то мороз, то снова слякоть.
Заиндевели изнутри дома,
В них даже дети разучились плакать.
Мы обнимали печь, она топилась
Час-полтора, – и наступала тьма.
А бабушка больная всё молилась:
Скорее б эта кончилась зима.
А есть хотелось – не хватало сил
Молчать и слушать: “Потерпите, дети…”.
И старый пёс ласкался, не скулил –
Ему ещё трудней жилось на свете.
ХЛЕБ 1946-го
Вдали качалось марево, как дым,
Над ним сорок шестого года солнце.
И зной от пыли делался седым,
И задыхались жалкие колодцы.
А собранные в поле колоски
Под скирды класть – моя была работа,
А день звенел в ушах, давил виски,
И падали на землю капли пота.
Босые ноги исколов до ран,
Казалось,слышал, как пшеничный колос
Шептал:“Держись, страшнее зноя – голод...”
И кто-то повторял: “Держись, пацан…”
Не помню, кто… Запомнился лишь голос.
ВИШНИ
Да, никуда от памяти не деться:
Сороковые годы – крик беды...
Руины, раны, плач – моё там детство
И поиски какой-нибудь еды.
В саду у тётки розовые вишни.
Я и одну глотнуть не смог успеть, –
Родная тётка вдруг схватила дышло
И закричала во весть голос: «Гэть!»
А мама: «Тише, не позорься, Мотря,
Продам хустыну – добрэ заплачу...»
Она в ответ: «Казав, шо сад посмотрэ,
Гэть, вас обоих видеть не хочу!»
Мы прямо в ливень за ворота вышли,
Ударил град и яркая гроза...
Летели наземь розовые вишни,
Как пропитые тёткины глаза.
ДЕЛЬФИН
У ядерной у субмарины,
Пришедшей из морских глубин,
Резвился, как дитя невинное,
Курносый молодой дельфин.
Как дивны были те изгибы,
Прыжки, что ловко делал он…
А металлическая рыба
Была с названием “Дракон”.
Да нет, не рыба, а пещера
Цивилизованных людей…
Дельфин и с радостью, и с верой
Кружил, хотел сдружиться с ней.
И вот случись такая штука:
Команда – и в один момент
С открытым вдруг торпедным люком
Проведен на нос дифферент.
Вошла вода, и вместе с нею
Вошёл дельфин в атомоход…
Вода ушла. Он, не умея
Ходить и плыть хвостом вперёд,
В плену, в торпедном аппарате
Избил до крови плавники.
И вскрикнул дельфинёнок. Кстати
Пришли на помощь моряки
К невинной жертве любопытства,
Что трепыхалась без воды…
Такое может ли забыться,
Как, выручая из беды,
Матросы, проявив сноровку,
В бушлат одели и за борт
Не бросили – спустили ловко…
Он не поплыл. Наверно – мёртв.
БЕРЕГ
Море словно прилегло на отдых,
Над волной луна.
И по ночам
Аспидное небо в крупных звёздах
Краем упирается в причал.
Появляется внезапно катер,
Мчится,
Будит море за собой, –
И оно валы, как брёвна, катит,
И кипит у берега прибой!
Надавало берегу пощёчин,
Но за что?
Бывает…
Не поймёшь…
Колыхайся, море,
Да не очень, –
Ты ведь тоже берегом живёшь.
Как бы ты ни билось, ни качало
Горизонт, людей и корабли, –
Берег!
Он – конец и он – начало
Моря, неба и самой земли.
ГРОЗА
Вдруг небо вспыхнуло от молний,
Сверкнула копьями гроза,
И каждый цветик изумлённо
Закрыл наивные глаза.
Закрыть глаза на всё на свете!
И взвихрилась густая мгла!
И, спотыкаясь, мчался ветер, –
Его гроза гнала, гнала…
Кренился тополь влево, вправо, –
Как пёс, метался на цепи;
Бежали, пригибаясь, травы
По взбудораженной степи!
* * *
Закат полоской затерялся в хлебе,
Как затерялась в сумерках тропа…
Всплыл тонкий месяц на вечернем небе,
И свет в поля усталые упал.
Над ними Млечный Путь и чёрный космос
Открыли настежь ночи глубину…
И, словно кот, усами каждый колос
Обнюхивал ночную тишину.
ПЛОЩАДЬ ПОБЕДЫ
Здесь музей ленинградской блокады.
В полумраке стоит тишина.
Но не та, что глушила когда-то
После штурма, огня канонады…
Словно танк, здесь заглохла война.
Тишина тишине не равна. |