ОТЕЦ
Когда над Родиной набатом
Беда качнула небосвод,
Отец мой стал простым солдатом
В тот страшный сорок первый год.
Идя сквозь слёзы, кровь и пепел,
Чьё сердце гневно не дрожит?
Не знаю, где он пулю встретил,
Не знаю я, где он лежит.
И чья рука его зарыла,
Песок иль глину постеля.
Но знаю, что его могила –
Вся им спасённая земля.
НЕ ЗАБЫВАЙТЕ ПАВШИХ
Не забывайте павших никогда:
Ни в чёрные, Ни в белые года.
Они – живут. И строем, как тогда,
Сурово, молчаливо, отдалённо
Сквозь взятые деревни, города
Идут повзводно и побатальонно.
Над ними шёлк израненных знамён.
У них от боли почернели губы.
Вдали сквозь гул пороховых времён
Ещё играют полковые трубы.
Здесь – лучшие из лучших. Соль земли.
Встань молча на колени – И замри.
Они идут сквозь время. Долог путь.
Ты никого, ровесник, не забудь.
Они не знали выбора. Приказ
Один на всех. Одна на всех и слава.
Когда в беде Отечество – у нас
Есть только высший долг. И нету права.
Они глядят на нас из той поры,
Глаза в глаза. Усталы и спокойны.
Да будем так же к Родине добры
И, как они, – её любви достойны!
Не забывайте павших никогда:
Ни в чёрные, Ни в белые года…
У КАЖДОЙ МОГИЛЫ БРАТСКОЙ
Что надо душе солдатской,
Которой в веках сиять?
У каждой могилы братской
Часовня должна стоять.
Судьбы роковой страница,
Забыть её – смертный грех.
За всех зайти помолиться,
Поставить свечу за всех.
За каждого! За Россию!
Не кончился бранный пир.
...И мёртвые, и живые
Едины, как этот мир.
В ПОБЕДНОМ МАЕ
Сияй, победная звезда!
Как много женщин на вокзале...
Шли поезда, шли поезда, –
О, как их с дрожью в сердце ждали.
Шли эшелоны, шли и шли
Сквозь всплеск встречающих селений.
О, этот май!.. О, как цвели
Ослепшие от слёз сирени...
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Солнышку кто же не рад? –
Хочешь, паши, хочешь, сей.
Встанет весною солдат
В ржавой шинельке своей.
Дома-то, братцы, милей.
Он не любимый ли сын?
Сколько в России полей,
Сколько лесов и долин!
Сколько пройдёт городов,
Сколько пройдёт деревень.
И под родительский кров
Встанет прозрачная тень.
«Слава Те...» Вот он пришёл.
Вот прислонился к стене.
Невыносимо тяжёл
Был его путь на войне.
Только от прежней поры
Здесь не осталось следа.
Там, где стояли дворы,
Глухо шумит лебеда.
Запах душистых берёз,
Свежесть полночной росы...
Не утирай ему слёз,
Господи, в эти часы.
Знаешь Ты всё о бойце.
Был он рисков и горяч.
Сядь на незримом крыльце,
С ним, если можешь, поплачь.
МАЙОР
Он горькую пил, этот старый майор.
Блуждал где-то в прошлом израненный взор,
В том огненном пекле.
“Вторая Ударная? Это кремень.
Мы шли на прорыв то ли в ночь, то ли в день,
Не помню – ослепли.
Ослепли от взрывов фугасных и мин.
Плевали на Власова – сукин он сын.
Мы шли на погибель…”
Всё ниже клонилась, сутулясь, спина.
Он бредил. И еле держал ордена
Изношенный китель.
Без устали цепи выкашивал дот.
Из той мясорубки, из шедших двухсот
Их вырвалось трое.
Их били свои по зубам и под дых.
“В штрафную! – кричал особист. – Всех троих,
Вот там все герои…”
Седой, как полынь, в ста смертях закалён,
Гвардейский он вёл на Берлин батальон.
Но нет горше темы:
“Постойте, на Сталина зла не держу.
Он вождь, и, когда бы ослабил вожжу,
Погибли бы все мы…”
Изведал наветов удушливый чад.
“За что ж меня власовцем люди кричат?
Мне так, братец, плохо…”
Какая война! И какая страна!
Какие сверкнули во мгле имена!
Какая эпоха!
* * *
Да, мы другие. И этим в веках дорожим.
Разные слишком святыни у нас и оплоты.
Им-то в привычку – с мечом за добром, за чужим,
Нам – за своё, за родное ложиться на доты.
Наших младенцев – топтали копытом коня,
В избах сжигали, утюжили из автомата.
Мы их младенцев, рискуя собой, из огня,
Из-под бомбёжки тащили к дверям медсанбата… |
