журнал писателей России

Виктор КОКОСОВ

РАДИАЦИОННЫЙ СИНДРОМ

К 20-летию аварии на Чернобыльской АЭС

“... Всё, что касается чернобыльской катастрофы,
её причин и последствий, должно стать достоянием гласности.
Нужна полная, неприкрытая правда..."
Академик А.Д. Сахаров

...В мае 1988 года в больнице умирал Владимир Петрович Пох. Ещё недавно никто из коллег и подумать не мог, что председатель комиссии радиационного контроля Ленинграда и области (КРК) неизлечимо болен. Да и сам Пох отшучивался: “Радикулит. Отлежусь – и пройдёт”.

8 февраля Пох докладывал облгорисполкомам план работы на ближайшие годы. План утвердили, что открыло дорогу конструктивным мерам не только радиационной, но и химической безопасности ленинградцев. Через неделю после заседания он лёг в больницу. Оказалось, рак...

Поха часто навещал его заместитель, давний товарищ и коллега (20 лет вместе проработали) Юрий Николаевич Щукин. Пили любимый обоими кофе, беседовали о разном, но неизменно возвращались к своей КРК, боровшейся с воздействием последствий чернобыльской катастрофы на Северную столицу.

И они вновь вспоминали наиболее заметные фрагменты той незримой битвы с радиацией, делали временную раскладку – и убеждались: невозможно было столько успеть сделать для предотвращения беды. Как же они и их товарищи по комиссии и отделу радиационной гигиены ЛенгорСЭС (ОРГ) всё-таки смогли?

...Смерть Поха прошла незамеченной для пятимиллионного города. Ю.Щукин вспоминал, что даже некролог публиковать не дали. Только после вмешательства первого заместителя председателя Ленгорисполкома Л.Г. Перекрестова в “Ленинградской правде” появилось коротенькое сообщение в траурной рамке. Тем не менее в траурную процессию могло выстроиться всё население Ленинграда – каждый житель города был обязан Поху и его коллегам жизнью. И ещё, КРК удалось главное: самоотверженный труд её специалистов не позволил затронуть генофонд будущих горожан.

Тут необходимо сделать небольшое отступление. Информацию о первых часах и днях после трагедии я получил от Владимира Михайловича К., в те годы – одного из руководителей подразделения УКГБ по Ленинградской области, занимавшегося проблемами “мирного атома”. В подразделении Владимира Михайловича служили сотрудники с образованием физиков-ядерщиков и радиохимиков, они принимали самое активное участие в расследовании причин чернобыльской трагедии.

Итак, слово Владимиру Михайловичу:

– Первую информацию об аварии на Чернобыльской АЭС наши коллеги в Москве получили 26 апреля 1986 года, через час после происшествия. Три часа спустя группа сотрудников КГБ СССР вылетела на Украину вместе с представителями службы ОПАС (оказание помощи атомным станциям) Минэнерго.

26 апреля в Ленинграде собрали и сотрудников подразделения Владимира Михайловича. Их быстро ознакомили с документами, переданными из Москвы, – в срочном порядке требовалось организовать работу по выявлению вероятных причин трагедии.

У читателя может возникнуть вполне резонный вопрос: почему же именно этому подразделению КГБ СССР поручили отвечать на вопросы, поставленные Чернобылем? Сделаем ещё оно отступление.

В Ленинграде было сосредоточено много научных и производственных учреждений, которые наряду с вопросами “мирного атома” занимались и оборонной тематикой. Получение информации о закрытых разработках оборонного характера всегда являлось основной задачей разведорганов иностранных государств.

А подразделение К. как раз и занималось организацией противодействия этим спецслужбам, то есть осуществляло контрразведывательную работу на столь специфическом участке.

Как в Чернобыле, так и в Ленинграде сразу столкнулись с попытками исказить объективность информации. Так, в готовящемся сообщении Минэнерго в Совет Министров 26 апреля, в частности, говорилось: “Радиационная обстановка в норме!”. К чему это привело, всем известно.

Город ещё живёт пока нормальной жизнью, люди спокойно ходят по улицам, а невидимая страшная опасность – проникающая радиация – уже делает своё дело.

В первые дни аварии в подразделение К. поступил срочный запрос из Москвы. Предполагалось, что 1 мая на станции может произойти новый взрыв. Это было мнение одного из технических специалистов: “Под реактором скопилось значительное количество воды, прожог днища расплавленным металлом и попадание последнего в воду вызовут тепловой взрыв ещё большей силы, чем первый”.

Центр просил немедленно организовать перепроверку выдвинутого предположения через ленинградских специалистов. Действовать пришлось крайне осторожно, не внося паники. Последствия-то трагедии уже были известны. К счастью, информация оказалась ошибочной, взрыва не произошло.

И такие ситуации неоднократно повторялись в ходе дальнейшей работы, которая шла в кабинетах органов госбезопасности. А как же обстояли дела на “гражданке”?

29 апреля 1986 года врач по радиационной гигиене ОРГ Валерий Аронович Ямсон пришёл на работу в отличном расположении духа. Конечно, он прочёл в газете о чернобыльской аварии, но особого внимания этому сообщению не придал. Авария и авария. Где-то на Украине. При чём тут отдел радиационной гигиены ЛенгорСЭС?

Около полудня зазвонил телефон. Ямсон услышал в трубке взволнованный голос инженера по технике безопасности треста “Гидроэлектромонтаж”:

– Приехали наши люди из Припяти. От них “светит”.

О Припяти Валерий Аронович не имел ни малейшего представления, поэтому усмехнулся:

– Может, ещё и греет?

– Я серьёзно вам говорю!

– Ладно, пусть приезжают к нам на Лиговку.

Через час в дверях ОРГ стояли 17 человек, в том числе двое маленьких детей. Сотрудницы отдела включили приборы – за шесть метров от двери они зашкаливали.

Стало ясно: основная грязь осела на одежде, и, открыв соседнюю комнату, людей завели туда. Позвонили в трест, попросили привезти какую-нибудь одежду. Вскоре доставили робы и рабочие ботинки. Сотрудники ОРГ сбегали за бутербродами, вскипятили чай и накормили нежданных гостей.

Заведующий ОРГ Николай Евгеньевич Карлин уже названивал в ГУЗЛ – людей требовалось срочно обследовать. Но больницы не принимали. Устроить пострадавших удалось только в Военно-медицинскую академию. Вечером сотрудники отдела ушли домой с чувством выполненного долга и в полной уверенности, что Чернобыль для них закончился. Так считал и Ямсон, но в восемь вечера ему позвонил Карлин:

– Поезжай в лабораторию, возьми защитную одежду, два прибора – и быстро на кафедру военно-полевой терапии!

Больных предстояло хорошенько отмыть в душе. Но мыло оказалось обыкновенным. Вновь Ямсон мотался по городу в поисках специальных средств, а на часах уже – десять вечера. Наконец в одиннадцатом часу начали мыть людей. Замерили – “светят”. Снова всех повели под душ. Замерили – “светят”. Опять стали мыть. Но – “светят”! Под душ, под душ!

Волосы отмыть не удалось, пришлось всех постричь. С превеликим трудом разыскали ночью в академии ножницы, пластмассовую расческу. А парикмахером стал охранявший вход в ВМА солдат. По следам отмываемой группы отправились специалисты ОРГ – обрабатывать загрязнённые вещи и помещения.

В ночь на 30 апреля ленинградцы мирно спали, не зная, что началась глобальная атака чернобыльских выпадений. По свидетельству сотрудника Радиевого инстутута Владимира Константиновича Миронова, осадки с повышенным содержанием радиоактивных веществ обрушились на Гатчинский, Волосовский, Кингисеппский, Ломоносовский, Лужский районы области, обогнув город с востока.

“Сухое дыхание” Чернобыля зафиксировали также в Зеленогорске и Сосновом Бору. Эхо аварии на ЧАЭС первыми “услышали” посты контроля Радиевого института, Института ядерной физики... Надо было предотвратить проникновение в город радиоактивной грязи. Для этого ОРГ разрабатывались и ежедневно корректировались конректные мероприятия. А 30 апреля состоялось заседание чрезвычайной противоэпидемической комиссии исполкома Ленсовета. Процитирую протокол этого заседания, ставшего для города историческим.

“СЛУШАЛИ: О мерах по предупреждению распространения загрязнений и медицинскому наблюдению за лицами, прибывающими из зоны Чернобыльской АЭС.

РЕШИЛИ: Организовать круглосуточное дежурство, розыск, регистрацию и направление на санитарную обработку лиц, прибывших из района Чернобыльской АЭС... Обеспечить приём и хранение загрязнённой одежды, ценных вещей, документов от прибывших... Штабу гражданской обороны Ленинграда и области организовать постоянный контроль и информацию о состоянии радиационной обстановки города и области... Обеспечить дозиметрический контроль и при необходимости дезактивацию транспортных средств, прибывающих с Киевского направления...

Председатель чрезвычайной противоэпидемической комиссии, первый заместитель председателя исполкома Ленсовета Л.Г. Перекрестов”.

И меры были приняты. В разных точках Ленинграда замерялся воздух. Фон превышал значения в три раза. Проводились анализы воды, земли, молока. К счастью, все они оказались нормальными. Трижды в сутки старший инженер-физик ОРГ Борис Николаевич Карпов докладывал дежурному по ГУЗЛу значения гамма-фона.

Начались дежурства в аэропорту. Однажды “тормознули” соотечественника – участника велогонки мира. Поездка по Украине “стоила” ему 10 тысяч бета-частиц на велосипеде и порядка двух тысяч – на форме. Велогонку, конечно, не отменили...

( продолжение читайте в журнале )

( вернуться к содержанию номера )