Владимир СКВОРЦОВ
НЕЗРЯЧИЕ НАСЛЕДНИКИ РУБЛЁВА
В сырые травы падаю лицом
и трепещу в стенаниях, как птица…
Мне больно быть
оболганным отцом,
мне горько жить
в отчизне за границей!
Россия – мать обманутых детей,
лишённых мира,
памяти
и слова…
Мытарятся
без крыльев и корней
незрячие
наследники Рублёва.
“ЖИЗНЬ-МАЛИНА”
И “ЖИЗНЬ-ЧЕСНОК”
Я одинок.
Судьбы челнок
на гребнях волн морских тоскует…
Но знаю: если “жизнь – чеснок”,
не точат черви жизнь такую!
Пусть ни двора и ни кола!
Но для меня другое свято:
хочу, чтоб чистой жизнь была!
И не беда, что горьковата…
Я не сужу наверняка –
меня догадка часто гложет,
что “жизнь-малина” так сладка,
что не червивой быть
не может…
ЛЖЕСВОБОДА
Лжесвободы не понять!
Даже вырвавшись из стойла,
надо что-то продавать,
чтобы выглядеть достойно.
Нищетой пропах доцент,
офицер горит от срама…
Обещали нам концерт,
а грохочет фонограмма!
Где чужие? Где свои?
Я давно б утратил веру,
если б в роще соловьи
тоже пели под “фанеру”.
* * *
Отчаянья во мне клубится крик,
когда я вижу,
как над баком ржавым,
звеня медалями,
склоняется старик –
солдат спасённой
гибнущей державы.
Опять страна
в беспамятства грязи…
В наследство нам,
как шапка Мономаха:
будь трижды свят и светел
на Руси,
за праведность –
помойка
или плаха…
ПОЭТЫ ПРОЗУ НЕ ЧИТАЮТ
Иные умники считают,
вкусив газетной шелухи:
поэты прозу не читают,
лишь только щёлкают стихи.
Я уточню, пусть каждый знает:
склоняясь тихо над строкой,
Поэт глазами не читает –
он словно пьёт больной душой.
* * *
Я брожу под голубым экраном,
постигаю предков «интернет».
Надо мной созвездия, как страны,
я им шлю космический привет.
Как понять серебряную россыпь?
Тайна всё, куда ты ни взгляни:
на лугу тургеневские росы,
у реки кочевников огни…
Я блуждаю в вечном «интернете»,
а кто – я? Былинка на ветру.
И не знаю, есть ли я на свете?
Если есть, зачем же я умру?
СОВЕСТЬ
Если совесть просыпается,
сердце пеплом посыпается.
А страдать порой рассветною –
есть ли имя чувству этому?
Под луной, как под секирою,
с болью мысли ремонтирую.
Речка волнами листается,
что-то мне внушить пытается…
Люди – грешные создания –
в храме ищут покаяния;
всё на свете возрождается,
если совесть пробуждается!
Звёзды в небе над Отчизною
тихо смотрят с укоризною.
Неслучайно речка катится –
в океане будет каяться!
Я плыву в тумане льдинкою
с покаянною слезинкою,
и трава в лугах скитания –
вся в слезах от покаяния.
Х А Л А Т
Пучина ссор кипела, как прибой,
и солью слёз
разъел семью разлад.
Ушла жена, своё забрав с собой,
забыла лишь свой старенький
халат…
Пылится он.
И, как засохший цвет,
утратил свой весёлый аромат.
В нём ни тепла,
ни жизни больше нет…
Вдруг омертвел нечаянно халат!
Мне не забыть,
как жадно я ласкал
и целовал жену всю и халат…
Под ним когда-то
сын мой созревал,
он без отца. А в чём он виноват?
В своей квартире я забыл покой:
компании здесь курят, и шумят,
и пиво пьют с копчёною треской ,
и руки вытирают о халат!
Войдёт однажды новая жена,
на всё хозяйка
бросит строгий взгляд –
и первое, что сделает она,-
помоет пол, порвав чужой халат.
ЧУДНАЯ СВОБОДА
Какая чудная свобода
взошла на туфте и вине:
чем меньше еды у народа,
тем больше артистов в стране!
Чтоб легче мириться с разрухой,
под возгласы, топот и свист
по телеку только похрюкай –
присвоят: “Народный артист”!
Быть может, попутал нас леший?
Понять мне, увы, не дано:
народа в России всё меньше –
“Народных артистов” полно!
ГОЛОВА БОЛИТ
НЕ ОТ ПОГОДЫ
Человек из влюбчивой породы,
будь он даже в возрастной глуши,
знает, что хандра – не от погоды,
а от состояния души.
Как туман, развеются невзгоды,
чайки дней счастливых прилетят,
станет ясно: хворь – не от погоды,
а грехи под сердцем коротят.
Я, как туз из карточной колоды,
поучаю дам и королей:
голова болит не от погоды,
а от скверных мыслей
и страстей.
* * *
Себя во времени хороним,
и в этом нет чужой вины!
Награды “Жизнь” - порой не стоим,
мы просто жить обречены!
Играем долго в подражанье –
и вырастаем без лица,
и ждём с безудержным желаньем
удач и счастья без конца…
В ЗАЩИТУ РУССКОГО МАЛЬЧИКА
О мёртвых или хорошо,
или никак.
Русская поговорка
Пока мы все, не зная многого,
искали, правда где и ложь,
опять на хлопца босоногого
изгои наточили нож!
И – на позор Руси берёзовой! –
врасплох, как в давние года,
застала Павлика Морозова
змеёй притихшая беда.
Над ним глумятся дяди резвые –
иуды памяти людской,
как будто мальчик не зарезанный,
всё где-то корчится живой!
И безнаказанность почувствовав,
шипят иудушки назло
бездушно, грязно и кощунственно:
не прав был и Сергей Лазо…
В безликую многоголосицу
лжесудьи не скрывают нрав –
и вот уже нам преподносится:
Матросов тоже был не прав…
Кто дерзко так терзает прошлое?!
Чья это вся белиберда?!
Лишают прошлого нас пошлые
с холуйским стажем господа!
Они плескали грязь при Берии
в детей буржуев и попов,
теперь поносят пионерию
как новоявленных врагов!
Разрушив церкви и традиции,
нас учит нагло вороньё:
сосед украл – звони в милицию,
отец украл – скажи: “Враньё!”
Под эти выпады вертлявые
мне всё становится ясней:
порочат Павлика – лукавые!
Они, воруя у людей,
боятся собственных детей!
НА ПРИРОДЕ
Мосток над речкой, словно кресло,
скрипел, качаясь от шагов.
Мы зацвели в траве нетрезво
среди ушастых лопухов.
Кусты во сне волну ласкали,
за лесом плыли огоньки,
а у костра рукоплескали
всю ночь немые мотыльки.
Как в небе звёздочки, беспечно
в реке плясали пузырьки.
– Мы сохраним любовь
навечно,–
мечтали втайне мотыльки.
Так ты наивно обещала,
что полюбила на века!
И ручейком стихи журчала,
а я вбирал их, как река.
Я был покладистой овечкой,
как будто мне и невдомёк,
что о любви вздыхает “вечной”
божественный, но мотылёк…
Санкт-Петербург
|