* * *
Эта пушкинская осень в несказанной позолоте,
Эта пушкинская осень недалече от Торжка,
Эти сизые туманы на Васильцевском болоте
И унылые напевы берестяного рожка.
Эти стылые дороги – колокольцы да ухабы,
Мимо мокрых деревенек в остывающей росе,
Мимо тоненькой речушки где бельё колотят бабы,
Где вороны чинно ходят по озимой полосе.
К дому, к дому поживее – ожиданье, удивленье,
Побежать без промедленья через поле напрямки.
Эта пушкинская осень, кумачовое цветенье.
Это память расплескалась на мои черновики.
* * *
Ни с совестью, ни с Богом не в ладу,
Смогу ли я прожить хоть этот миг?
Я, словно волк, предчувствую беду,
Я осторожным быть уже привык.
И от Москвы до самых лагерей
Я принимаю, что закон – тайга.
В России много замкнутых дверей,
Вот потому и воля дорога.
И даже если вечера чисты,
И даже если лета – тишь и гладь,
Спасите нас, Славянские Кресты,
Владимирская наша Божья мать.
Колокола над золотом полей,
Черёмуха у медленной воды –
Спасите нас молитвою своей…
Я, словно волк, в предчувствии беды.
* * *
Всех мастей пророки и кликуши,
Чёрное как белое творя,
Завистью поганят наши души,
Сказками про доброго царя.
И стоят берёзоньки босые,
Им, родным, не деться никуда.
И безумье бродит по России,
Выкликая смутные года.
ВЕЧЕРНЯЯ СКАЗКА
Уходили молодцы лихие
Войском в чужедальные края.
Ласковая девушка Россия
Им платком махала от плетня.
Годы пролетали над лесами,
Проплывали в небе журавли,
Где-то там – у песенной Рязани
Спят в столетьях воины твои…
Тишина над русскою деревней,
Гаснет свет в берёзовых углях.
“Бабушка, ведь это о царевне,
о её семи богатырях?”
* * *
Кнут плетёный – не какой-нибудь.
Вдарю так! – аукнется под вечер.
Выхожу на вешню – белый путь,
Трубочки травинок мне навстречу.
Пусть фуфайка велика пока,
Спать охота. Ветер травы клонит.
Нынче я - за старшего. Река,
Кони, детство. Ах, какие кони!
ПАМЯТЬ
К колодцу за водой – тропинка в гору,
С утра обледеневшая едва,
И ни вины на сердце, ни укора.
Лишь за душой никчемные слова.
И горько клеверами пахнет сено…
Застыла память и не хочет знать,
Что в огороде снегу по колено,
И не окликнет из окошка мать.
И всё ушло.
И мы – плохие дети –
Не верим сказкам.
Но душа не лжёт. –
Да! Всё ушло!
Но было всё на свете –
Хоть и никто оттуда не придёт.
ФОТОГРАФИЯ МАМЫ
Иногда
Как будто на икону,
Да простится мне,
Смотрю на мать.
То своей рукой ей руку трону,
То хочу глаза её понять,
То молюсь,
Что ни слова, ни слоги
И не разобрать,
А то пою –
Словно на родительском пороге
Малышом
В придуманном раю.
Из РОДОСЛОВНОЙ
Незабвенной памяти отца моего Ильи Ивановича и матери моей Валентины
Фёдоровны
Я родился совсем случайно,
Что рождению сам не рад.
За стеной голосил печально
Из глухих деревень Ленинград.
И общага – моя держава –
Веселилась и вдрызг, и в звень,
И гремела чужая слава,
И гудком начинался день.
И сирень под окном плескалась
Не за ради красивых строк.
И закралась в глаза усталость
С первым – сын, и вторым – сынок.
Было времечко – не до смеха,
От болезней и всяких бед
Я в деревню не сам уехал,
Где с утра молоко и хлеб.
Так и выжил на сельской воле,
И весёлый, и озорной.
Знаю поле, и в этом поле,
Хоть и маленький,
Но родной.
Городской по рожденью парень
В сердце детство сберёг не зря –
Небесам тверским благодарен
И смоленским, когда заря.
Я дороги запомнил крепко
Среди леса и края ржи,
Где качалась берёзы ветка
И чертили простор стрижи.
Деревенский душой – я в город
Возвращаюсь к себе домой
И старею, уже не молод,
И стихи вот пишу зимой…
* * *
Всё-таки душа не оскудела
И не замутилась в суете.
Да, конечно, надо делать дело,
Хоть, конечно, все дела не те –
Словно испытанье.
Но в природе
Так на все века заведено:
Хоть какая муть – при ледоходе,
Но прозрачно родниками дно.
* * *
“Привыкай, братишка, к сухарям”, –
Сам себе печально говорю…
Был я раньше молод и упрям,
А теперь дорога к январю.
А вокруг пустынно и темно,
И собачий лай, и волчий вой,
И луны холодное пятно
Светится погодой дождевой.
И по листьям жёлтым и песку
Я иду, как будто наугад,
И прижата кепочка к виску,
Чтоб не покалечил листопад…
* * *
Такою грустью может только осень
Похвастаться. И здесь она права.
Как будто разбиваемая оземь,
С деревьев осыпается листва.
Снежинок одинокие качели
Всё кружатся, и ветер иногда,
Подобно птичьим, – выдувает трели
Из трубочек блистающего льда.
Созвучие и шороха и звона –
В каких ещё услышишь временах?
Вот даже непугливая ворона
Взлетает в небо за единый взмах,
Шаги мои заслыша… Ведь безмолвны
Окрестность, парк, холодная вода,
И с шумом набегающие волны,
И тихо уходящие года…
* * *
Поэзия – колодец, И едва ли
Дотянешься ладошкой до воды,
Лишь отраженье поднебесной дали
Да эхо оборвавшейся звезды
Увидеть и услышать здесь возможно,
И, словно зачарованным,
Следить
За колыханьем,
Где неосторожно,
Упав,
Травинка превратится в нить.
* * *
Путник, заблудившийся в пути,
Должен обязательно идти.
Если страх и темень впереди,
Если сердце ласточкой в груди,
Если под ногами ночь до дна.
Если нет ни одного окна
и ни огонька... Но всё равно.
Пусть ему привидится окно.
* * *
Вознёсся град, построенный Петром,
Казанской Богоматерью хранимый,
И осиянный словно серебром
Иконы Купины Неопалимой.
Мистический по святости своей –
Санкт-Петербург,
Сквозь время прозревая,
Роняет пух с июльских тополей,
Как будто здесь дорога полевая.
* * *
Жизнь словно сон, И все мои дороги
Сошлись теперь в каком-то тупике,
Где дом чужой и на чужом пороге
Гадает мне цыганка по руке.
Где небо так похоже на ступени,
Шагаешь вверх – Они уводят вниз,
И даже свет не отражает тени
От дерева. И, возвращаясь из...
Я понимаю, что во сне до края
Сумел дойти, И в том чужом краю
Не сочиняю, даже не играю,
А только словно каменный стою.
Вот потому и жизнь люблю –
До срока
Ухода своего –
И мне судья
Вот эта заоконная сорока,
Иль эта деревенская скамья,
Реки сверканье и травы цветенье
Вдоль тропки. И пока теплом согрет –
Да будет свято всё – Что серой тенью
На белом оставляет силуэт.
* * *
Я слушал звёзды, Я кружил во сне –
Там белый снег с величием и свистом
Стремился по небесной крутизне
К земле, чтоб стать метелью в поле чистом.
Я слушал тишину, Там капель звон
Перетекал росой по травам пряным
И уводил почти за горизонт
По тропам глухоманным, безымянным.
Я слушал дождь, И эта благодать –
Осеннее ненастье проливное –
Как музыка была, И всё земное
Казалось мне небесному под стать.
Санкт-Петербург
|
