журнал писателей России

Юрий ФИЛИППОВ родился в Ленинграде. Отец Сергей Николаевич Филиппов, популярнейший комедийный актер, народный артист Советского Союза. Мать - Алевтина Горинович, актриса, затем иностранный корреспондент в "Союзпушнине".

Закончил ВХПУим. Мухиной. Учился у профессоров Иогансена, Бучкина, Лукина.

Работал в Худфонде, оформлял передвижные выставки.

Рисовал карикатуры для сатирического отделажурнала"Аврора". Преподавал в училище им. Мухиной и Художественном училище им.Серова. Практиковался в Вене в Высшей Школе Прикладных Искусств у профессора Дитриха.

С 1979 года живёт и работает в США. Имеет собственную независимую компанию «Гринвич Консалтинг» в Нью-Йорке.

ГУД ЛАК

Я люблю всякие старинные вещи. У меня в замке в Италии масса запыленных золоченых рам, картин старинных мастеров, многие из которых нуждаются в реставрации, а некоторые во вполне приличном состоянии. При первой же предоставляющейся возможности я стараюсь купить еще какие-нибудь редкости и курьезности. Некоторые вещи обладают будто бы чудесными качествами. Другие просто привлекают красотой.

Не так давно я случайно купил за совершенно смехотворную цену одно старинное кресло. Кресло было восхитительного красного дерева, какого уже теперь не встретишь, и замечательно удобное. Купил я его, проезжая по проселочной дороге, у какой-то молодой женщины, устроившей распродажу во дворе своего дома.

Женщина была добрая и привлекательная и назначила смехотворную цену. Я не колебался. Взяв кресло, я пошел к своему автомобилю. Вдруг женщина меня окликнула и что-то сказала насчет хорошего лака. Я взглянул на кресло и да, убедился, что лак в прекрасном состоянии. Я приветливо помахал ей рукой и, сев в автомобиль, уехал.

Дома я поставил кресло на пол посредине комнаты и, сидя в другом удобном кресле австрийской работы, думал, что же сделать в первую очередь? Обивка была старая и выцветшая. Обить его, что ли? Я стал исследовать сиденье сверху и снизу, спику и подлокотники. Дерево было прочное и хорошо сохранившееся. Но сиденье было какое-то неровное. "Надо обивку менять в первую очередь", - решил я и стал исследовать состояние материи. Вдруг, нажав посильнее, я как-то неловко прорвал ветхую обивку.

Дыра расходилась все шире. Я решил исследовать пружины. Осторожно просунув руку вглубь сиденья, я вдруг нащупал что-то твердое. С удивлением я вытащил несколько пачек старых банкнот и небольшую коробочку потемневшего дерева, как оказалось - с драгоценностями.

Я оторопело задумался. Нехорошо, ведь это принадлежит той бедной доброй женщине...

Я собрался, взял всё в увесистую сумку и, сев в автомобиль, поехал в ту сторону, где купил кресло несколько дней назад. Я проехал колокольню, небольшой ручеек, но... никакого дома там не было.

Придорожный ресторанчик был, а дома невдалеке не было. Как же так?

Я вошел в ресторанчик. Пожилая приветливая хозяйка - мадам Козел - так ее звали, сказала мне, что дома рядом с ресторанчиком нет. Был. Но его снесли лет тридцать назад. Жила там какая-то дама, но больше ничего не известно.

- Джузеппе, - крикнула она вертлявому подростку, - покажи мистеру место, где жила русская дама.

Мы пошли.

- Здесь, - ткнул пальцем мальчик в остатки фундамента. - А здесь были ворота.

Да, как будто бы то самое место... дорожка похожа, какие-то цветочки - кажется, те же самые. Но где же дом? Дама?

- Ты точно уверен? - спросил я у него.

- Да. Мне дедушка всё рассказывал про эту женщину. Но никто не знает, куда она потом делась...

Я вернулся в ресторанчик и заказал небольшой обед. Там чудесно готовили рыбу, и была крупная свежая, необыкновенно сладкая редиска на большом блюде. Мадам Козел, оказавшаяся словоохотливой женщиной, указала на редиску:

- Это сорт с огорода той женщины. Она и мой отец были большие друзья. Теперь их нет, а редиску мы продолжаем выращивать. Сорт этот мы называем "Лак".

Тут я вспомнил, что "лак" (luck) по-английски значит "удача". Ах, вот что имела ввиду моя незнакомка! "Гуд лак"- то есть "удачи"!

...Приехав домой, я опять сел в удобное кресло австрийской работы и долго-долго смотрел на старинное кресло удивительного красногодерева, представляя себе прежнюю жизнь, таинственную русскую даму и нашу недавнюю незнакомку, продавшую мне это кресло...

ШЕЛКОВОЕ СЕРАПЭ'

Вдруг с треском и хрустальным звоном на скатерти появились бокалы изу-мительнй работы и такой же графин, наполненный темно-вишневой жидкостью. Мы не верили своим глазам. Я протянул руку и взял графин, вынул пробку и осторожно понюхал. Таинственный сладковатый аромат... Я держал графин в руке, невольно другая рука потянулась за бокалом, и я налил полный бокал этого, видимо, вина.

С осторожностью отпив маленький глоточек, я вдруг залпом допил вино и опять наполнил бокал. Напиток был небывалого вкуса. Я снова почувствовал себя молодым. Жизнь была прекрасна! Хотелось остроумно шутить и покорять сердца... Хотелось радостных событий... Праздников... Встреч, достижений...

Я тут же протянул бокал Тане, с ужасом смотревшей на меня. Она с испугом отпрянула, но бокал взяла и тоже выпила... Ее глаза заблестели. Она выглядела теперь совсем юной, улыбалась, сияло от счастья лицо. Казалось, мы бесконечно наполняли блокалы и смеялись, отпивая чудесный напиток. Снова хотелось каких-то замечательных событий... Добро обязательно восторжествует!..

Я взглянул на Таню. О, Боже! На меня страстно смотрела удивительная красавица с густой гривой светлых волос и глубокими серо-зелеными глазами. Я только открыл рот от удивления. Впрочем, это была всё та же Таня, какой я знал ее еще в нашей бурной молодости. Да!.. Бывает же такое! Элексир молодости, видимо, но откуда? Почему?

В голове шумело. Я выпил еще бокал и снова посмотрел на Таню. Рядом сидела смешная девчонка лет тринадцати-четырнадцати, с забавными пшеничного цвета косичками. Я вздрогнул и даже отпрянул. Она строго посмотрела на меня.

-Ты, девочка, что здесь делаешь?

- Я веду комсомольскую работу. А вы охвачены или нет?

- Нет, - я помялся, узнавая знакомые черты. - Нет, Танюша, я еще не охвачен.

Она продолжала строго и неодобрительно смотреть на меня, как на неохваченного еще.

Я отхлебнул из бокала, и когда некая пелена перед глазами растаяла, я вдруг увидел совсем маленькую девочку.

- У нас елка сегодня, а я - Снегурочка, - и неловко, по-детски, протянула мне ручку.

Я взял ее и вдруг поцеловал в пухлую детскую щечку:

-Танюша, это ты?

- Да, а что? У нас елка... А у вас есть подарок?

- Есть, конечно.

Сознание помутилось. Последнее, что я тогда подумал: "Нельзя столько пить, ох, нельзя... и..." Больше я ничего не помню.

Наутро я с подозрением посмотрел вокруг. Таня уже встала и гремела посудой в столовой. Я вышел к ней в своем бархатном халате, смутно припоминая вчерашнее - сон какой-то, что ли?

Танюша, нарядная и причесанная, стояла у накрытого стола. Поблескивали бокалы старинной работы, дивный графин, золотисто-лиловая скатерть. Танюша посмотрела на меня и произнесла, улыбаясь:

- Сегодня праздник. У тебя есть подарок?

- Есть, конечно, - к своему удивлению ответил я.

И ГОСТЯХ У ШЕМЯКИНА В КЛАВЕРАКЕ

Миша посмотрел на меня и заметил вдумчиво:

- Я не вожу машину. Юра - хлопот слишком много. А я - я хлопот не люблю лишних.

- Да, - согласился я, еще не зная, к чему это он. - Хлопот никто не любит. Я - тоже.

Но он прервал меня, продолжая: -Знаете, Граф, живу я в отдалении от городского шума, а бывать приходится в разных местах: то в Италии на карнавале, то во Франции, где у меня поклон-ники.да и здесь - далеко до Нью-Йорка.

- Ох, далеко, - согласно кивал я.

- А приходится. Надо всюду пос-песть. У меня ведь так много дел.

- Да-да, я знаю. Вы, Князь, очень популярны.

Он откинулся в своем замечательном старинном голландском кресле, я тоже поудобнее устроился в своем и продолжал слушать. Тихо потрескивал камин, какие-то ночные птицы пели свои странные песни. Вечер был мирный, мягкий и располагающий к беседе.

- Итак, вы уже знаете. Граф, что я не любитель хлопот. До недавнего времени мне приходилось ездить, как все - на транспорте.

- На автомобилях, что ли? - догадливо спросил я.

- На них, на них...

Он немного подумал и поморщился:

- Не то это, не то. У меня всё теперь иначе, - он встал и прошел в соседнюю залу, заставленную различными редкостями и старинной резной мебелью.

В сумраке поблескивали золоченые тома редкой библиотеки, таинственно смотрели какие-то незнакомые, но прекрасные лица со старинных полотен.

Он подвел меня к столику, на котором стояли сапоги - огромные, искусно сработанные, но довольно старые, хотя еще, очевидно, очень прочные. Я как-то уже упоминал эти сапоги в одном месте своих воспоминаний.

- Это - сапоги-скороходы. Мне подарил их один знакомый. Я уже вам рассказывал.

-Да,я помню.

- Я даже вам предлагал их попробовать.

- Да, но... Я не решился как-то... Знаете, Миша, самые разные странные случаи и события случаются. Не хотелось рисовать - кто знает?

- Конечно, - он помолчал, посмотрел на потемневшие портреты и пошел обратно к камину, где снова уселся в удобное голландское кресло, которое когда-то принадлежало Рубенсу, как, по крайней мере, утвреждал местный антиквар.

- Итак, - продолжал он, то есть не антиквар, а Миша, - я решился их попробовать, дорогой Граф.

Я ахнул:

- Ну и что? Как?...

- Действуют отменно. Я замер.

- Вы заметили, что я везде успеваю, бываю, со всеми встречаюсь, а автомо-бля нет. То есть он есть, но не испльзу-ется, - и он махнул небрежно рукой.

- Исключительно сапоги. Расстояния сокращаются, всё и все под рукой. Но,

- он посмотрел на меня, - прошу вас сохранить это в тайне.

- Конечно, конечно, - я помялся и нерешительно спросил: - А как насчет ковра-самолета? У вас есть?

-Да нет,-он поморщился.-Предлагали недавно один, но очень маленький и ветхий, да и дорого. Другой найдем, по случаю бывают...

Я задумался: "Эх, и нам бы - тоже! Но маленький, конечно, не подходит, нет..."

- А какую скорость такие ковры развивают?

- Это зависит от того, кто и когда его сделал. Вообще, происхождение этих ковров, как правило, необъяснимо, и наука отрицает их существование. Те, кто их продает, тоже, как правило, не знают в них толка. Так же, как и насчет сапогов. Вы понимаете?

-Да-да...

Расстались мы поздно, и пока мы ехали домой, всю дорогу я думал о том, как хорошо было бы нам с Таней иметь такой свой ковер - наши путешествия сильно бы облегчились. Чудесно! И я твердо решил заняться поисками сначала у соседних антикваров, а потом и в других местах.

Но вскоре за разными делами я забыл об этом. Время текло быстро в ежедневных заботах.

Как-то раз я проходил по соседней улице Оушен Авеню, занятой разными мелкими лавчонками и магазинчиками. Неопрятного вида витрины и витринки пестрели разными заморскими товарами. Здесь торговали индусы, пакистанцы, бангладежцы и прочие таинствнные личности в тюрбанах. Женщины в развивающихся национальных одеждах торговались в овощных лавочках, покупая связки лука и еще какие-то другие неизвестные нам овощи. Ничто не напоминало Америку. Мы иногда бывали здесь, чтобы купить удивительно дешевые и добротные ткани для наших драпировок и занавесей. Тут всегда можно было найти что-нибудь необыкновенное, вроде туфель с загнутыми носами, кальянов, казалось, появившихся прямо из сказок'Тысячи и одной ночи"

В огромном окне я вдруг увидел стопку очень старых и довольно грязных ковров. Я тотчас же вспомнил о нашем с Мишей рзговоре и, поколебавшись, вошел в лавку.

Надтреснутый колокольчик зазвякал, и из заднего помещения вышел старый, почтенного вида индус. Он молча поклонился и сделал какие-то приветственные жесты. Я узнал его. Действительно, это у него мы купили недавно прекрасный бархат на занавеси в гостиную. Он, казалось, тоже был приятно удивлен и с достоинством улыбался, глядя на нас с Таней.

Жестом он пригласил меня сесть на подушки и предложил кальян, от которого я отказался. Тогда он хлопнул в ладоши, и из-за ширмы появилась очень молодая женщина с двумя чашечками кофе. Я уставился на нее. Таня слегка дернула меня за рукав, и я перевел глаза на индуса. Женщина поставила чашечки на маленький столик перед нами и молча удалилась.

Я так залюбовался ее чудной грацией и бархатными глазами, что и забыл почти, зачем сюда пришёл. Индус молчал. Это, видимо, был настоящий мудрец.

- Скажите, сэр... - начал я. Он вежливо поклонился.

- Не слышали ли вы когда-нибудь о разного рода коврах со странными качествами?

Он улыбнулся и, кажется, немного поколебавшись, ответил с ужасающим актентом:

- Да, я знаю. Такие ковры у нас есть, - он указал чубуком на грязную стопку у витрины. - Их несколько. Хранятся в нашей семье с незапамятных времен. Мы и сами пользуемся ими - время от времени.

Я внутренне как-то даже задрожал от нетерпения:

Продолжайте, сэр, прошу, продолжайте.

Он опять хлопнул в ладоши и, когда наша незнакомка опять вошла в помещение, напоминавшее скорее старинную сокровищницу, а не заштатную лавочку где-то в Бруклиине, сказал несколько слов, которые я не понял.

Она достала и развернула ковер средних размерв с едва проглядывающим восточным орнаментом. Ворс был почти стерт, кисти оторваны во многих местах, даже было, кажется, несколько дырок. Ну что это за ковер? Я даже обиделся - за кого он меня принимает? Но индус сохранял полное спокойствие и назвал довольно умеренную цену. Я, остыв, спросил:

- А что это за ковер?

- То, что вы, сэр, ищите, - все с тем же ужасным актентом ответил он. - Сядьте на этот ковер, сэр.

Я с отвращением сел на середину ковра, скрестив ноги. Индус что-то пробормотал, и я вдруг почувствовал, как какая-то сила мягко, но властно приподняла меня вместе с ковром сначала сантиметров на пятьдесят, а затем постепенно метра на полтора. Я испугался. Подъем, кажется, остановился. Я ощупал ковер. Он был упруг и не поддавался моим попыткам даже отогнуть край, что рассмотреть внизу. Я осторожно, чтобы не потерять равновесие, оперся на край и, опустив голову, посмотрел под ковер - там ничего не было, но ковер не качался, висел в воздухе абсолютно устойчиво. Я поднялся, потопал ногой, походил -ковер был совершенно неподвижный и твердый, как будто бы он всё еще лежал на полу.Хм... Я снова сел и пододвинулся к краю, опасаясь, как бы не потерять равновесие - ничего подоб-

ного: ковер оставался по-прежнему абсолютно устойчивым. Удивительно! В моей голове вертелись какие-то неясные мысли об антигравитационных устройствах и летаюших объектах и так далее - сумбур был полный. А впрочем, что же тут необыкновенного? Да, антигравитационное устройство, слегка потертое, но ничего еще, еще послужит. Я не знал, что думать. Я посмотрел на хозяина, сидящего внизу - он был совершенно спокоен. Бархатные глаза молодой женщины были почти на уровне края ковра. Она тоже сохраняла удивительное спокойствие. Вот так так!

- А как мне слезть отсюда? - в растерянности спросил я.

Индус пробормотал какое-то сово, и удивительно мягко ковер опустлся вниз.

"Беру", - вдруг решил я и вытащил требуемую сумму. Индус спокойно кивнул. Молодая дама гарциозно взяла деньги и удалилась к себе. Мы сидели молча. Я - переживая, а индус смотрел на меня и деликатно улыбался.

- Как же я буду управлять ковром? -спросил я.

Он произнес что-то - ковер начал подниматься. Другое слово - ковер поплыл по воздуху, затем еще что-то - и ковер вернулся на место.

- Да! Такого я еще не видал! - откровенно вырвалось у меня.

- Многие не видели. Лучше, чтобы они не видели и не знали. Так надо, - промолвил индус. - Вы, сэр, должны это понимать.

Затем он вынул огрызок карандаша и на клочке бумаги написал несколько слов, отдав этот клочок мне. Он задумался за своим кальяном, а мы с Таней с разинутыми от еще недавнего удивления ртами, встали. Молодая женщина свернула ковер в трубку, и я, взяв его под мышку, вышел из лавочки.

Надтреснуто звякнул колокольчик. За стеклом индус молча смотрел куда-то в сторону. Дама опять исчезла. Мы сели в машину и поехали домой.

Придя домой, мы вычистили ковер щеткой, разложив его на газете "Нью-Йорк Тайме", и постарались его слегка протереть намыленной тряпкой. Краски и узоры стали виднее. Изумительная красота цветовых сочетаний, переплетение линий зачаровали нас. Мы долго любовались на свое приобтерение.

Вдруг Таня сказала:

-Давай испробуем ковер.

- Давай, - согласился я, уже внутренне видя, как мы со свистом мчимся во Францию на воскресение или вообще за грибами, загород в Петербург. Грибков хочется давно уже...

Но Таня продолжала:

- Давай протрем лампочки в люстре. Ковер нас поднимет, и нам даже лестница не нужна. Также можно подправить роспись на потолке - ты ведь давно хотел.

-Хм... Ну хорошо.

Я разыскал тот клочок бумаги и попытался разобрать каракули - ничего не понимаю. Верчу так и эдак - нет!

- Пойду к соседу. Он тоже, кажется, индус.

Я вышел из квартиры и позвонил в соседнюю дверь - открыли. Сосед, весь задрапированный в белую материю, поклонился, узнав меня. Доносились запахи восточных курений, видны были подушки, разбросанные по полу.

- Извините, сэр, не могли бы вы прочесть мне и научить меня произносить несколько слов? - я подал ему мятую бумажку.

Он взял, посмотрел внимательно и вдруг, побледнев, сунул с опаской ее мне обратно. Его лицо сделалось строгим, мелкий пот выступил на носу. Он покачал головой и молча закрыл дверь.

Я пошел к себе. Сел в кресло и молча уставился на бумажку.

Завтра надо, во-первых, снять копию с этого клочка, а во-вторых, пойти в ту лавчонку и спросить их, как быть.

Мы сели пить чай, молча раздумывая о случившемся.

Наутро мы отправились на Оушен Авеню в район ииндусских лавочек. Да, вот это окно, витрина, но... всё было пусто: ни тканей, ни туфель с загнутыми носами, ни кальяна, ни бархатных глаз. Мы стояли, оторопев. Из окна на верхнем этаже высунулась голова молодого индуса. Он вопросительно смотрел на нас.

- Скажите, где хозяева этой лавки?

- А они улетели домой вчера же, - и он ухмыльнулся.

- А они ничего не передавали? Для нас, может быть?

- Нет, ничего, - он помялся, - только в последний момент перед отъездом Раджа сказал, что терпение - прекрасное качество в человеке.

-Хм,так и сказал? -Так и сказал.

- А еще что?

- Больше ничего.

- Ну ладно...

Мы напривились в сторону дома. По дороге мы зашли в аптеку, где была копировальная машина. Я опустил пять центов и положил на стекло свой клочок бумаги. Закрыл крышку и нажал на пуск. Вышел абсолютно чистый лист бумаги. Как же так? Я усилил контрастность

- ничего! Ну, знаете! Я достал доллар и для пробы снял с него копию - отлично! Затем с бумажки - ничего...

Я очень бережно положил этот клочок с каракулями в бумажник, и мы пошли домой, удивленные и озадаченные. Надо же, а?

...Ковер до сих пор лежит у нас на полу в гостиной. Вычистили пылесосом, конечно, а сверху положили другой

- чтобы тот не изнашивался зря пока что. Бумажка хранится в документах. А люстра - люстра до сих пор не протерта, и роспить на потолке не закончена

- пока. Ну и что?

Ведь терпение - это прекрасное качество.

Нью-Йорк

( вернуться к содержанию номера )