Василий Кравченко
* * *
На глубине –покой и тишина,
Наш прочный корпус – крепок, чист и светел.
А там, вверху, – трёхбалльная волна
И обжигающий, холодный ветер!
Под стометровой толщею воды
Могу я только мысленно представить
Далёкий свет таинственной звезды
И тихий скрип резных оконных ставен.
Могу я лишь, увы, предположить –
Скучаешь, отдыхаешь без меня ты...
Ведь женщине легко изобразить
Те чувства, что порой – как платье – смяты.
Но истина, как лодка, – глубоко,
К ней невозможно даже прикоснуться.
И, видимо, обманывать легко
Того, кто сам не против обмануться...
Я никого теперь не обману –
Довольно мне искать и суетиться...
Сейчас мы вновь нырнём на глубину,
Чтоб после всплыть
И к пирсу возвратиться.
* * *
Я не могу понять порой
До ломоты в висках –
Зачем нам счастье «за горой»,
Когда оно в руках?!..
Я не могу порой понять,
И сердце мне не врёт, -
Мы память вздыбливаем вспять,
А жизнь спешит вперёд.
Порой понять я не могу,
И, видимо, не зря, –
Когда твой дом на берегу,
Зачем идти в моря?!..
Всю эту жизнь не объяснить.
И нужно ль? Мы живём!
Лишь только не рвалась бы нить
Меж сердцем и умом.
Сухари
Я сижу в ожиданье зари,
Мне спокойно и грустно.
Я ржаные грызу сухари –
Это горько и вкусно.
Нашу вкусную, горькую жизнь
Неприкрыто, непёстро
Я в засушенном хлебе из ржи
Вдруг почувствовал остро.
До чего же правдивая рожь
Сухарей корабельных.
В ней измен нераскрытая ложь
И напев колыбельный.
В ней и грубость, и ласка, и тлен,
Сизый голубь на крыше.
Жажда жить, трепет женских колен, –
Слов возвышенных выше.
Треск рубахи на буйной груди
И последние вздохи.
...Ночь. Полжизни ещё впереди
И сухарные крохи.
Виктор ТИМОФЕЕВ
* * *
Взгляни на карту... Выше... Выше. Выше!
Вот там, где лишь указкою достать,
на самый край России город вышел,
чтоб штормовать и – всех наверх свистать!
Там берег крут – как край всемирной ямы.
Там острова вмерзают в синий лёд.
Там океан, ворочаясь, как мамонт,
раскачивает сушу, словно плот.
Но как бы Мурманск штормом ни качало,
ни жгло метелью, скрученною в жгут,
горжусь: здесь океан берет начало,
пути морские здесь отсчёт берут.
Лицом на океан – мой город-символ.
И всё ж взглянуть на юг – милей в сто раз:
отсюда начинается Россия,
От Мурманска. От моря. И – от нас.
* * *
Памяти Павла Шубина
В сорок четвёртом, для побед крылатом,
За грустное, за путаное что-то,
где, может, он и не был виноватым,
майор-поэт разжалован в солдаты,
отправлен на окопную работу,
под пули, под штыки, в штрафную роту.
Поэт-солдат с людьми, с оружьем дружен.
Он встанет в строй и станет крепко биться,
пока не будет ранен иль контужен
и сделается столь теперь не нужен
на берегу полярной речки Лица,
что может умирать... или лечиться
в тылу... коли судьбой определится!
Он ранен был, и кровь его пылала
любовью к жизни, раскалённо-красной.
Но – жив остался... И поэт – остался!
Поэтов – не разжалуешь. Напрасно!
Майора – да, того совсем не стало.
Но, право, пошути – не будет спасу! –
чтобы поэт... вдруг вышел в генералы
и был наряжен... в звёзды... И – в лампасы!
Марина ЧИСТОНОГОВА
* * *
Печаль о потерянных близких
Стекает слезой восковой.
Всё меньшео здравии списки,
Всё более – за упокой.
Всё больше свечей – накануне
Родных и друзей поминать.
А разум, мятущийся втуне,
Пытается смерть осознать.
Всё больше трагических судеб,
Всё меньше восторженных глаз.
Уходят любимые люди
Извыше молиться за нас.
Так было, так ныне и присно.
Не высказать боли слепой.
Всё меньше о здравии списки.
Всё более – за упокой...
* * *
Дай, Боже, сил на добрые дела!
Пусть будут долгожданны и желанны,
Чтоб я постигла, сдюжила, смогла,
Превозмогла шторма и ураганы.
Дай, Боже, сил на добрые дела!
Чтоб бросилась, когда б ни попросили,
Пригрела, защитила, помогла.
И чтоб ещё во мне остались силы.
|