ГОНЧАРНЫЙ КРУГ

Итак, общество «Молодой Петербург» распущено на летние каникулы. Последнее торжественное заседание прошло 29 июня в Центре современной литературы и книги на набережной Макарова, дом 10. Оно же, по удивительному стечению обстоятельств, совпало с еще одним радостным событием – свадьбой давних участников «Молодого Петербурга» Романа Круглова и Алины Юнусовой. Причем, это не первая свадьба среди воспитанников нашего общества.

За почти десять лет работы у нас образовалось целых три семьи – поженились Игорь Лазунин и Елена Демидова, а также Кирилл Пасечник и Елена Иванова. Факт этот настолько примечательный, что им заинтересовалась «Литературная газета», написавшая о нем в июльском 28-м номере.

Однако, несмотря на период летнего затишья, творческая жизнь каникул и отпусков не знает. А раз так, то продолжаем нашу новую поэтическую рубрику. В прошлом номере на страничке «Гончарного круга» вы познакомились с двумя поэтами, рекомендованными XXVII конференцией молодых литераторов Северо-Запада в члены Союза писателей России, – Игорем Лазуниным и Натальей Пискуновой. На этот раз мы также расскажем об участниках этой конференции. Героями нашей рубрики станут: Максим Грановский (семинар Игоря Кравченко), Алексей Лебедев, Надежда Сарсадская (семинар Олега Чупрова) и Роман Круглов (семинар Ирэны Сергеевой). Каждого из них представляем ниже отдельно.

Алексей АХМАТОВ ,
руководитель поэтической секции общества
«Молодой Петербург»

Максим ГРАНОВСКИЙ родился в 1971 году в Кишиневе. Там же окончил среднюю школу и архитектурно-строительный институт. Живет и работает в Санкт-Петербурге по своей основной специальности – инженером на стройке. А по совместительству «инженером человеческих душ» – пишет стихи. Причем, пишет давно и много. Успел издать сборник стихов, который, стремительно повышая мастерство, сам же и забраковал, как некогда Некрасов, уничтожив почти все экземпляры. Теперь даже упоминать о нем считает ненужным. Но мы упоминаем, потому что думаем: это важная черта в характере поэта.

Максим неоднократно печатался в «Невском альманахе» и в «Молодом Петербурге», а также в газетах «Литературный Петербург» и «Гончарный круг».

* * *

Как мало все-таки осталось 
Того, что свято на Руси. 
Но дом, но мама, запоздалость 
Всей фразы - “Господи, прости!”

Но то, что выразить не можешь, 
Все то, что позже, насовсем, 
Ты подведешь и подытожишь. 
Комком. Слезой. Рельефом вен.


НАВОДНЕНИЕ

Когда вода заполнит город 
До линий крыш, 
И рыбы: меч, пила и молот, 
Как сквозь камыш,

Протиснутся сквозь окна в души 
Больных домов, 
И статуи склонят послушно 
Базальт голов,

Когда атланты на Мильонной 
В деталях рыб 
Услышат, как воды зеленой 
Звучит верлибр,

И ляжет в Атлантиду мозга 
Венцом оград
Похожий на далекий космос 
Мой Летний сад,

Внизу аквариумы улиц 
Вдруг оживут,
Пусть между самозванства устриц 
Темнеет спрут,

Стихия всем
изменит форму
И даст покой,
Плывет беззвучием проворный
Кометный рой,

Я чувствую, как тянет пальцы 
Ко мне назад
Потерянный в безумном танце 
Престольный град,

Мне бы спасти его сегодня. 
Но за грехи
Его в тиски зажал Обводный, 
Меня стихи,

Какая б ни была погода,-
Дождливый век. 
С крыш невозможно
              прыгнуть с хода 
Нам на ковчег.

Нева взбродившая угасла
Рекой вина,
Настоем вод своих ужасно
Удивлена,

Теперь я сам, сдурев от ветра, 
Пройдя сквозь хмарь, 
Возница отражений света, 
Дельфиний царь,

И выплывают на поверхность 
Венки газет, 
Течет холодная 
безбрежность 
Грядущих лет,

Лишь Ноев знак
Адмиралтейства
Зарей блестит,
Тот, кто спасет нас от злодейства,
Не сохранит.

(Но все-таки так странно знать, 
Что там внутри, в Музее Русском, 
Амебы спорят об искусстве, 
Плывут “Помпею” смаковать!).

НА ГЛАВНОМ ЯЗЫКЕ

Я говорю на древнем языке, 
Не зная сам, откуда взялись буквы. 
И почему слогов боятся губы, 
И отчего я, ветер в тростнике, 
Заговорил на древнем языке.

Я говорю на млечном языке, 
Придуманном еще до основанья 
Физических законов мирозданья, 
До правды, забелевшей в старике. 
Я говорю на тайном языке.

На четком бесконечном языке 
Начал живой и неживой природы, 
Я, ослепленный золотом свободы 
И радугой широкой вдалеке, 
Все говорю на сложном языке.

На самом непонятном языке, 
Лишенном тленья ежедневной
                     злости, 
Которым ветер плачет на погосте. 
И в грамоте эпох на лепестке 
Слова на самом высшем языке.

Я говорю на древнем языке, 
Пусть алфавит просыплется
                     изустно 
В раскат грозы, на оголенность
                       чувства, 
В серебряную пыль на мотыльке. 
И кровь, и пот в земном черновике – 
Лишь запятые в этом языке. 
Я говорю на главном языке.


* * *

Когда решается судьба, 
Когда всклокоченные тени 
Всепоедающих сомнений 
Выходят драться за себя,

Из мелочи неверных слов, 
Из вечной осени предательств, 
Сквозь паутину обстоятельств, 
Окрепнув в сутолоке снов,

Хрустальной бабочкой взлетит, 
Порхая в небе одиноком, 
Под Солнца раскаленным оком 
Моя душа, крылатый стыд.

Она выводит торопясь 
Лишь мною видимые знаки, 
Лишь мне нашептывает саги 
О правде, победившей грязь.

И вновь накрыв ее сачком, 
Полой плаща, рубахой, телом, 
Своей растерзанною верой, 
Я понимаю, что почем.


* * *

Автобус с грустными глазами, 
Куда спешишь? 
Ты почему, взмахнув крылами, 
Не улетишь

Из непролазной паутины, 
Как стрекоза,
Стуча деталями стальными, 
Раскрыв глаза?

Пусть пассажиры видят небо 
В медузах туч,
Пусть невзначай ударит слева 
Закатный луч.

На Моховой или Шпалерной, 
Средь куполов. 
Ты их высаживай трехдверно 
В цветы домов,

К своим привязанностям, кухням,
Тревожным снам,
К любимым так прорваться
                      трудно 
Из пробок нам,

Пускай в фантазиях хотя бы
Перелетим
Через бугры, через ухабы
В туман и дым.

И ветер сплелся с адресами, 
Прости, прости, 
Улитка с грустными глазами, 
Нам по пути!

            Санкт-Петербург

Максим ГРАНОВСКИЙ

Алексею ЛЕБЕДЕВУ 28 лет. Окончил СПбГУ, философский факультет в 2003 году. Пишет стихи с 11 лет. Заниматься начал еще в «Дерзании». Публиковался в журналах «Аврора», «Невский альманах», в газетах «Гончарный круг», «Литературный Петербург» и в отчетных сборниках к двум конференциям молодых литераторов Северо-Запада, в которых принимал непосредственное участие. Его стихи отличают философский подход и углубленный историзм.

* * *

Четверть жизни –
не школьная четверть,
Хоть, похоже,
все понял и сдал.
Все теплее
дыхание смерти –
Не случилось...
Не вышло... Не стал...

Это вечная боль и досада 
На меня заявили права, 
Что там тешиться: 
“Да и не надо”; 
Хорохориться: 
“Я ещё вам”.

Даже слякоть и грязь, 
может статься, 
Видишь так,
пред расстрелом у рва... 
Душу отдал бы за восемнадцать... 
Год бы, день бы. 
Хоть миг бы урвать...


911 – ПОХОД ОЛЕГА на ВИЗАНТИЮ

Лампады гаснут,
гаснут свечи в храме,
Дым ладана змеей ползет внизу.
Но ни в монастыре, ни за горами,
Ни в крепости не пережить грозу.

Попы псалмы орут уже до хрипа,
Но небеса не слышат этот вздор.
Вот кара!
Что потопы, моры, скнипы –
Мечи дракаров
врезались в Босфор!

Будь император, 
раб или служитель – 
Жить дорого, 
осталось только ждать, 
Чем дорожите, 
так теперь дрожите, 
Вот судный день 
подкрался словно тать.

Сам православный бог,
творец Вселенной,
Дрожит в углу,
узнав – свершился суд.
Его поймают и военнопленным
Навеки в лес к славянам увезут.


1611 ГОД

Мои верные рыцари, 
Наше сожгите письмо, 
Чтоб историк какой 
не подумал, что это приказ, 
Приказать Мы не смеем, 
но знаем, что сердце само, 
Если правы, направит 
на нужные действия вас.

Вроде что Нам Москва, 
дикари и к тому же враги, 
И, что важно, разбиты, 
казалось, нажми – и привет. 
Но подумалось вот что: 
сражайся Мы с кем-то другим, 
Поражений боялись бы 
больше, чем ждали побед.

Им чужого не надо, 
и пусть между нами война, 
То, что Наше, не тронут, 
а просто прогонят долой. 
Не поверите, все же 
Европе Россия нужна 
Независимой силой 
защиты от Азии злой.

Но не Польским охвостьем, 
не стерпят они чужака, 
Им бы чуть разозлиться, 
немного вскипеть, и тогда... 
Не выходит, ну что же, 
так Мы им поможем. Пока
 Нас самих не задела 
священного бунта волна.

Что того благородней,
чем помощь больному врагу?
Лишь молчать, что сыграл
в его жизни ведущую роль,
Так сожгите письмо,
быть Москве перед нами в долгу.
И поймите... Мы Густав Адольф...
Ваш король.

АННЕ

Парадокс или жизнь – 
полюбил королеву слуга 
И сгорает от страсти, 
возвышенной, сильной и яркой. 
Для нее он зарежет себя, 
уничтожит врага, 
Совершит чудеса, 
но боится подачки – подарка.

А вокруг нее кто? – 
повелители, принцы, цари, 
И допущены боги (не все) 
целовать ее руки. 
Что себя или трон, 
все миры могут ей подарить, 
И мечтают попасть если уж 
не в супруги, так в слуги.

Только разницы нет,
что влюбленный, отчаянный раб,
Что всесильные боги,
возлюбленной павшие в ноги,
Слабый – будешь силен,
но бессилен ты, раз не ослаб,
Потому что любовь побеждает
в конечном итоге.


1783

Господам не до интриг - 
капризов, Не до войн, пылающих сейчас, 
Им куда страшнее брошен вызов – 
Мужиков Емельки Пугача!

Не избыть народного мытарства. 
Жизнь с кнутом повенчана, пока 
Мы не изберем себе на царство 
Новым государем - Мужика!

Проиграем, дело-то не в этом, 
Тихий бык быстрей идет под нож, 
Что с того – без бунта правды нету, 
Да и в бунтах правды ни на грош.

Проиграем, что с того?
                    Все тленно... 
В ветер обратится вдовий вой, 
И не быть в России переменам 
Без кровопролития и войн.


КОЛЫБЕЛЬНАЯ

Что бы нам стоило 
сделать машину такую, 
Чтобы открыла грядущее 
как на ладони... 
Муза фантазии, 
нежно над нами воркуя, 
Светлой идеи перо 
непременно уронит.

Ночь прибегает,
черна, словно месяц не мылась,
Но от грязнули такой
мы укроемся мудро...
Вот ты откроешь глаза,
и увидишь – случилось,
Ты уже в будущем,
вот оно... Доброе утро.

Главное, ляг поудобней, 
при этом ни звука, 
И в одеяло-скафандр 
укройся надежно, 
Время, дружок мой, 
такая хитрющая штука, 
И обмануть его нам 
ну никак невозможно.

Парус мечты распахни,
направленье – любое...
Миг – и взлетаешь,
кружась в сновидениях сладких.
Не упадешь, если что,
я лечу за тобою,
Тихо уснувший
у маленькой детской кроватки.


1609

Вот весна, а слякоть – хуже осени, 
На дорогах – глина, грязь в душе. 
Но полки наемные с обозами 
На Москву надвинулись уже.

А зачем? Освобождать, наверное. 
Только разберись тут, кто враги… 
Каждый запятнал себя изменою: 
Глупый царь, бояре, мужики…

Слух пустили.… 
Не спешат к ним якобы. 
Как спешить 
сквозь этакую слизь! 
Скопин – Шуйский 
с Делагарди Якобом 
Сами с солдатнёй 
в обоз впряглись.

Граф и князь,
и в грязь, а зря и горе им,
Как тут провернуть, среди лесов,
Колесо обоза, нет – истории
Смазанное трудно колесо?

Глина здесь лишь смазка,
ибо надобно,
Чтобы всё имело свой черёд.
Сквозь любые крепости
и надолбы
Жизнь как полководец проведет…

Скопин – Шуйский, 
честь сильнее нечисти – 
Был отравлен сворой упырей. 
Как ему понять, что «за отечество» – 
Значит против веры и царей.

Делагарди назван интервенцией, 
Предан и вовеки не в чести. 
Помогите, Франция и Швеция, 
Родину от нас самих спасти.

Годы шли, как странники убогие, 
Выведя Россию из войны… 
А герои – что им, видно, много их 
Для одной истерзанной страны. 

                 Санкт-Петербург

Алексей ЛЕБЕДЕВ

( вернуться к содержанию номера )