журнал писателей России

Николай СОПЛЯКОВ

Сопляков Николай Иванович родился в селе Тростянка Куйбышевской обл.

в 1955 году. Службу в армии проходил в Чехословакии. Окончил Куйбышевский педагогический институт, исторический факультет. Работал в посольстве России в Индии. Проживает в г. Тольятти.

НУ И ЧУДЕСА

 Эта маленькая история о девчатах связистах Великой отечественной войны. Это маленький эпизод из фронтовой жизни “связисток-слухачей”, заброшенных в болота за линию фронта. Музыкальный слух девчат пригодился не для того, чтобы слушать сонаты и рапсодии. Они должны были определяфть по звуку пролетавшие над ними самолеты и сообщать своим о приближении опасности. Свой-чужой угадывали безошибочно, тем самым, внося свой вклад в победу. А потом выходили из болот и окружения. Надо было вернуться, чтобы через неделю-две снова уйти в глубокий тыл врага. Отделение связисток под командованием Шурки Финогеновой возвращалось через территорию, где еще господствовали недобитые банды бендеровцев.

"Будьте прокляты эти сапоги», – думала Шурка, вытаскивая их один за другим из топкой, вонючей трясины. Старшина, когда примеряла их, говорил; что будешь летать как ласточка. И теперь вот ласточка тащит эту кирзуху через болото, еле волоча ноги. А еще и шестнадцати килограммовая катушка телефонного провода. О, господи, да где ж это продумано, чтобы сапоги, катушка, автомат и бог знает еще чего. Да еще позади отделение девчат. И все это на тебе. Мамочка родная, прости меня дуру, но за что на меня эта обуза. Ну зачем мне тащить эту Клавку – шпингалета. Она еле ноги передвигает. Слава Богу, хоть Людка с Дусей поддерживают. Господи, мужики, вояки! Где вы? Нас то за что? Вон уже Анька кашлем зашлась. Тьфу ты, Анька. Не кашляй. Вот выйдем из леса, обойдем бендеровский район, тогда и кашляй на здоровье. Ночью кашель и вскрик за версту слышно. Кто знает, когда рассветает? А вон в лунном свете вроде бы хутор виднеется. Хоть бы наш.

Постучались тихо. Можно было бы и обойти, но уже все. Идти не в мочь.

- Откройте. Свои.

- Много вас своих шляется.

- Да нет, мы домой идем. Все! Война-то кончилась.

Дверь открыла старуха и, увидев звездочку на Шуркиной пилотке, сказала: «У тебя она кончилась, а мы кажий день воюем». Шурка, почувствовав теплоту в голосе хозяйки, попробовала навести мосты в диалоге:

-Тетенька, нам бы только ночь перебиться. Отдохнуть до утра.

- Ну, входите чего уж там. Согласия бабка могла бы не давать, так как за Шуркой уже вваливались такие же, как она девчата.. Одна за другой. Можно не считать. Десять девок. Шурка одиннадцатая. Все отделение в полном составе. Пусть кашляют, чихают, но все же живые. Галка в болоте тонула. Тянули всем скопом. Слава Богу хоть вытянули. Серафима с Галкой хоть от кашля избавились. Хотя думали все. Не выживут. Спасибо старшина случайный посоветовал, как воспаление легких лечить. Лечили мочой. Ничего отошли. Господи, теперь хоть отдохнут. Но на всякий случай ППШа оставила на взводе. Будь что будет. Решительности Шурке не занимать. Уж не раз передергивала затвор, чтобы случайных одержимых останавливать. А вот так, чтобы с врагом, то нет. Да и откуда им взяться, если батальон правительственной связи, только и занимался тем, чтобы связь была бесперебойной. А теперь вот оборвалась связь.

- Бурка – Бурка – Бурка. Шиш вот вам, а не Бурка. Тишина. У рации кончились батареи. А провода тянуть некуда. Черт их знает, где там «Бурка»? «Бурка» – это позывной комбата.

Девчата отходили медленно. Портянки уже полчаса кипятились в каком-то чане. Не- знай какого века. Но запах стоял в мрачной и тесной комнатенке, вполне в соответствии с военным временем. Бабка уже раскочегарила печь и натаскала охапки три соломы. Ржавое корыто стояло посреди комнаты. Девчата полусонно смотрели на нее в ожидании, когда в печи нагреется два двухведерных чугуна с водой.

Наконец вскипяченная вода была выдвинута на шесток, и девчата по очереди стали ополаскиваться в корыте. Процедура мытья головы была символичной, но ее хватило, чтобы немного унять зуд, досаждавший вшами. Утюг, наполненный углями, трещал на гимнастерках. Вернее трещали бельевые вши, спрятавшиеся в швах одежды. Их утюжили уже чуть отогревшие горе - связистки, потерявшие свой батальон. А место постоянной дислокации в Львове. Черт знает, где этот Львов?

После того, как угли были вытянуты из печи для утюга, а остатки дотлели, бабка запихнула солому в печь и нарочито сердито скомандовала: «А теперь быстро по очереди в печь»,- и воинственно потрясла березовым веником, только что ошпаренным кипятком. Девчата недоуменно поглядывали на жерло печи. Окрик бабки придал их действиям более быстрые движения. Первой полезла в печь самая каш-лючая Анька. Остальные с недоумением и любопытством поглядывали на нее. Галка, еле сдерживая смех, высказала свои сомнения: «Анюта, смотри, разомлеешь, и задница обратно не пролезет. В печке победу будешь встречать. Анька в ответ буркнула: «Твоя не меньше»,- уже из глубины печи.

Бабка, закатав рукава мужской рубахи, сидевшей на ней несколько мешковато, залезла по пояс в печь, и охаживала веником, визжавшую Аньку.

Последней парила Шурку. Шурка ни разу не ойкнула. Тело, охваченное теплом, блаженствовало, и она в темноте печи улыбалась сама себе, вспоминая свою баню, которая ютилась у ручья в далеком волжском селе Тростянка. Точно так же по – очереди, маманька охаживала веником, весь свой выводок в восемь детей. Каменка шипела, обдавая паром костлявые детские задницы. А здесь Шурке было просто сладостно тепло. Пара уже давно небыло. Полуостывшие кирпичи отдали все тепло промокшим, продрогшим, дородным девичьим телесам.

За самоваром разморенные девки блаженствовали, распивая кипяток, заваренный чабрецом и липовым цветом, и с благодарностью поглядывали на хозяйку хутора, которая только после помывки представилась им бабкой Оксаной. У некоторых девчат от усталости и от недосыпа закрывались глаза. Почти двое суток лезли, черт знает через что.

Шурка посмотрела на Дуняшу – на вид самую бодрую, и спокойно сказала: «Возьмешь ППШа и отдежуришь два часа у входа. Потом разбудишь меня. Люда, будешь третьей. А там смотри, кто громче всех будет храпеть, того и поднимай». Дуняша безропотно взяла автомат и пришик-нула на девчат: - Кончай чаи гонять. Отбой. Ишь, разомлели.

Разлеглись вповалку. Самых чахоточных загнали на печь. Трое улеглись на полатях. Шурка с Людкой растянулись на куче какого-то тряпья прямо на полу. Шурка в полудреме вспомнила о портянках в чане и тут же провалилась в глубокий сон. Проснулась от легкого прикосновения руки. Вскочила как по тревоге, шаря рукой автомат. Но увидев Дуняшу, поняла, что пора вставать. Та в свою очередь тихо шептала:

- Шур, вставай, а то я совсем сомлела. Шурка протерла глаза. Улыбка блуждала по ее лицу.

- А мне картошка снилась. В мундире. Целый чугунок,- прошептала она и, встряхнув головой. Встала, потянулась и, взяв автомат, скомандовала: «Живо спать». И только после того, как улеглась Дуняша, увидела, как Бабка Оксана выжимала последнюю портянку. Остальные висели на веревке, натянутой вокруг печи.

- Бабуль, притомили мы Вас? – участливо спросила Шурка, усаживаясь на табурет у двери и положила ППШа на колени. Бабушка устало посмотрела на нее и тихо угрюмо промолвили:

- Может быть, и мои где мыкаются. Бог даст, кто и поможет. Двух дочек еще в сорок втором в немчуру угнали. А сам-то в сорок первом как ушел, так и ни слуху, ни весточки. Ох, возвернется, что я ему скажу? И посмотрела туда, где только сейчас Шурка разглядела фотографию. С нее смотрело хмурое волевое лицо. Взгляд исподлобья как бы укорял за невыполненный наказ.

Бабушка прилегла рядом с девчатами, и чуть поворочавшись, заснула. Шурка при свете лучины видела, как она чему - то улыбается во сне. Шурке стало спокойно. Она была рада, что наконец-то девчата отдохнут. Теперь будет легче продвигаться к своим. Побыстрее пройдут места, где хозяйствовали бендеровцы. А они, сказывают, не щадят даже тех, кто не только служил в Красной Армии, но и если хоть чуть выказывал сочувствие Советам и не помогал немецким властям во время оккупации.

Продолжение читайте в журнале...

( вернуться к содержанию номера )