журнал писателей России

МОЙ МУЖ АЛЕКСЕЙ ВИКТОРОВИЧ ДЕЛИВРОН ЗАЩИЩАЛ ЛЕНИНГРАД

Мария ВОСКРЕСЕНСКАЯ

Геолог, сотрудник Ленинградского геологического управления до вступления добровольцем в Народное ополчение в начале июля 1941 года. Родился в 1912 году. Коренной петербуржец-ленинградец, потомок дворянского рода Деливронов, мужчины которого до революции традиционно оканчивали Военно-морской корпус; имя Де-Ливрон носят мыс, остров и бухта на одном из островов в Тихом океане...

Последние письма от него с фронта ко мне — 1 августа, а к его матери — 6 августа 1941 года.

Его довоенная биография и завершение боевого пути представлены мною в документальном очерке «Поиск пропавшего без вести» (журнал «Нева», 2008 г., ¹ 2). Ныне эти сведения могут быть дополнены.

Алексей — мой муж, друг, моя не зажившая любовь. Соединив нас на краткие четыре года, она осталась памятью о молодом, талантливом, обаятельном человеке, храбро, со школьных лет выбравшем свою судьбу в профессии геолога — сложной, с многообразными затратами духовных и физических сил на пути поисков и открытий в контакте с первозданной природой. В теории и на практике.

В трудные времена, к середине 30-х годов прошлого века, покинув школу, прошёл обучение на курсах коллекторов при Центральном научном геолого-разведочном институте (ЦНИГРИ). Начал работать в системе Уральского геологического управления. За 6 лет, по 1940 год, участвовал в экспедициях на Урале, на Памире, на Украине, в Казахстане. Попутно проходил различные курсы повышения квалификации с высокими оценками по окончании. Получил опыт и права ответственности на уровне начальника отряда в крупных геолого-разведочных экспедициях.

Наше знакомство состоялось в 1937 году на Украине, в Волынской промышлен-но-разведочной группе партий треста ¹ 13 народного комиссариата оборонной промышленности (НКОП), проводившей поиски, разведку и добычу минерального сырья — мориона, топаза, кварца с оптическими свойствами для нужд оборонной промышленности. Оба мы ленинградцы. Наряду с увлечением профессиональной геологической деятельностью обнаружили общие интересы в области культуры — интерес к литературе, музыке, театру, к спорту, особенно к зимнему — лыжам и конькам.

Последний предвоенный отпуск мы провели в Ленинграде. Мне предстояла поездка в город Алма-Ата, к новому месту работы в Казахстане, в Прибалхашской экспедиции. (Филиал Академии наук Казахстана совместно с ЦРИГРИ проводил государственную геологическую съемку обширной территории от оз. Балхаш до Кар-каралинска, захватив исследованием «белые пятна»). Узнав о моём назначении, Алексей решил не возвращаться на Волынь. Добился в тресте ¹ 13 своего перевода в поисковую Майдантальскую партию в Южно-Казахстанской области. «Будем продолжать работать вместе, в одной республике», — шутил он. Хотя территория работы каждого из нас располагались на многие сотни и даже тысячи километров одна от другой. До поздней осени нам предстояло вести лишь переписку, с надеждами на редкую краткую, случайную встречу.

По условиям работы, по климатической обстановке и многим другим особенностям места работы резко отличались. Мне предстояло работать на местности полупустынной, частью безводной, с цепями мелкосопочника, разделявшими обширные сухие долины, давно покинутые откочевавшим местным населением, и доступные передвижению лишь на грузовых машинах-полуторках. Район работы Алексея — высокогорный (до 4000 м) в скалистых гребнях Чаткальского хребта. По скалам и узеньким долинам бурных горных речек, по узким опасным тропам передвигался лишь вьючный транспорт — караваны ишаков или лошадей. Алексею, начальнику наиболее труднодоступного участка, это было знакомо.

В прошлом, на Памире на золотоносных конгломератах Дарвада, о которых он мне рассказывал, тоже была нелёгкая обстановка — сложные природные условия да появления шаек басмачей создавали множество помех в работе.

Начальник Майдантальской экспедиции — инженер геолог с дипломом и стажем, плохо подготовился к выезду на место работ. Нелады с наймом рабочих и вьючного транспорта, нехватку снаряжения приходилось сотрудникам экспедиции выправлять собственными усилиями. Несмотря на эти письма Алексея были ко мне бодрыми и содержательными. Ему, кроме геологических маршрутов, нередко приходилось вести геологические работы, прокладывая проходы к участкам с гнёздами и жилами полево-шпатово-кварцевого состава, отбирать пробы для оценки оптического материала, писать сообщения о результатах геологических поисков. Сложные, нередко опасные происшествия упоминались в письмах чаще с оттенком юмора.

Наблюдательный, настойчивый исследователь геологических деталей, Алексей восхищался красотой природы, её капризным климатом, когда за сутки знойный солнечный день сменялся дождём, или к ночи, снегопадом; а утром, при первых лучах солнца, снег быстро таял. Алексей находил выразительные слова для всех этих перепадов жары и холода, сожалея, что мне всё это недоступно (судя по моим письмам к нему). Тон письма был ласковый, с заботами о моём благополучии, с желанием скорее встретиться в конце сезона. Кроме производственного дневника, он вёл для себя и личный — о своих впечатлениях и переживаниях. По окончании работ осенью 1938 года он подарил его мне.

В 1939 году после работы на Майдан-тале Алексей прошёл курсы повышения квалификации инженерно-технических работников (ИТР) оборонной промышленности, получив отзыв научного руководителя — профессора Г.Г. Леммлейна: «... И для Волыни, и для Майданталя А.В. Делив-рон умел замечать и находить факты, имеющие научное значение. Привлечение его к научной работе было бы целесообразно...».

Получение высшего образования для Алексея было закрыто из-за его социального происхождения. Он, зная это, скрывал своё глубокое переживание за весёлой бравадой, утверждая, что и без диплома можно прожить с успехом, ведя избранную работу. Лишь к 1940 году удалось заняться подготовкой к поступлению во Всесоюзный заочный индустриальный институт на геологоразведочное отделение, предварительно сдав экзамены за среднюю школу. В институт он был принят. И к лету 1941 года успешно сдавал экзамены за первый курс института. Уже вступив добровольцем в Народное ополчение, он ещё успел 27 июля сдать физику, будучи на казарменном положении.

Героические бои, в которых участвовал Алексей Деливрон, шли в новгородском направлении, в районе деревни Сосенка (нынешний Шимский район Новгородской области). Из писем его сотоварищей и командира роты 3-го стрелкового полка Дивизии Народного ополчения мне стало известно, что Алексей командовал миномётным подразделением. Затем, во время атаки наступающих врагов, получил тяжёлое ранение в голову и был отправлен на перевязочный пункт. В разных письмах мне назывались, предположительно, деревни: Косицкая, Воронино. Но позднее мне стало известно, что при наступлении вражеских войск ни один из госпиталей в этом районе не успел эвакуироваться. Штаб нашей воинской части в Сосенке был разбит, документов не сохранилось...

Судьба Алексея Деливрона оставалась неизвестной. Мои поиски и запросы по ленинградским госпиталям и областным эвакопунктам ничего не дали.

Но 6 сентября 2009 года из Великого Новгорода мне позвонила Лариса Владимировна Лысова, главный специалист новгородской общественной поисковой организации «Долина нашей памяти» (созданной 20 лет назад Н. И. Орловым и носящей его имя) и сообщила: один из отрядов поисковиков (начальник отряда Михаил Александрович Цепляев) вблизи деревни Сосенка обнаружил не похороненные останки ополченцев-ленинградцев дивизии Народного ополчения (ДНО) Кировского района Ленинграда. При тщательном обследовании останков был найден медальон, в котором сохранилась записка. Расшифрованный не без труда текст позволил прочитать: фамилию Деливрон, имя его сестры Елены, мой довоенный адрес — Университетская набережная д. 5 кв. 41, мои инициалы и фамилию. Л.В. Лысова, читавшая мою журнальную публикацию («Нева», 2009, ¹ 2), через интернет узнала мой современный адрес и телефон, по телефону прочитала расшифровку записки. Я полностью подтвердила содержащиеся в ней сведения.

Лариса Владимировна предложила мне приехать в Новгород и получить медальон мужа, записку с расшифровкой и фотоснимки раскопки. К величайшему моему сожалению, я не смогла приехать. Мне 96 лет. Физически я очень слаба, живу одна, близких нет. Доехать до Новгорода, затем в глубинку к Сосенке, даже на предлагавшейся мне машине я уже не в силах. И тогда уже 8 сентября ко мне домой приехал Михаил Александрович Цепляев и привёз медальон, расшифрованные тексты, фотоснимки о работе поискового отряда и фотографию свежеоформленной братской могилы с останками бойцов, найденных в раскопе, из которого был извлечён медальон Алексея Деливрона. Позже мне были присланы бандеролью выкопировки карт с места раскопа и фотоснимки новой братской могилы вблизи Сосенки, на участке кладбища, отведённого для захоронения найденных останков добровольцев-ополченцев дивизии Народного ополчения Кировского района Ленинграда.

С глубоким чувством уважения и благодарности склоняю голову перед Ларисой Владимировной Лысовой, Михаилом Александровичем Цепляевым, перед неведомыми мне участниками «Долина нашей памяти», оживившими судьбу нашего героя, нашего ленинградского ополченца — ныне достойно погребённого в братской могиле на сельском кладбище близ села Сосенка.

Мы должны горячо благодарить отважных исполнителей этого нелёгкого трагедийного дела. Особенно те из нас, кому довелось испытать печальную радость, узнавая по находкам о судьбе давно погибшего своего близкого человека. Пришлось это перенести и мне в сентябре 2009 года.

Передать словами, равносильными пережитому чувству, принимая драгоценную вещь — медальон, почти невозможно. Но хочется поделиться этой трудной радостью со всеми живыми душами вокруг.

МАРИЯ НИКОЛАЕВНА

ВОСКРЕСЕНСКАЯ

О СЕБЕ

Я горный инженер — геолог, кандидат геологических наук. Награждена медалью за оборону Ленинграда .

В 1935 году окончила с отличием Горный институт в Ленинграде, работала по специальности: геология и разведка рудных месторождений — на Урале, в Киргизии, в Казахстане. Война меня застала в Ленинграде. В июле 1941 года проводила на фронт мужа — Алексея Викторовича Де-ливрона. К работе в Казахстанской академии наук не вернулась, осталась в Ленинграде. Получила сведения о тяжёлом ранении мужа. Поиски и запросы по ленинградским госпиталям, фронтовым эвакопунктам ничего не дали.

Пережила самую тяжёлую зиму блокады Ленинграда до апреля 1942 года: работала на оборонных сооружениях в районе станции Александровская, затем по месту жительства в ПВХО (Противовоздушная химическая оборона).

Весной 1942 года я вместе со своей тяжело больной матерью уехала в эвакуацию. Добралась с нею до Южного Казахстана, где стала работать по специальности на предприятиях Главгорхимпрома, затем перевелась в Таджикистан, в Рудоуправление «Золото-мышьяковские местонахождения». Работа главным геологом, главным инженером до 1946 года. По вызову из Министерства геологии смогла вернуться в Ленинград во ВСЕГЕИ (ныне — Всероссийский Научно-Исследовательский Геологический Институт им. А. П. Карпинского), где перед войной поступила в аспирантуру. Вскоре была включена в группу ведущих геологов Института как специалист, владеющий новым методом исследования руд (минераграфика). Меня направили на Украину, в Криворожье, где были открыты уникальные месторождения урана. Работа была секретная. Проработав там до 1952 года, вернулась в Ленинград, во ВСЕГЕИ; защитила кандидатскую диссертацию по исследованному мною чрезвычайно интересному, уникальному и промыш-ленно ценному Желтореченскому месторождению.

В 1973 году, в 60 лет, вышла на пенсию. Опубликовала ряд научных исследований по своей специальности, занялась литературной работой, напечатала очерки, рассказы, стихи. В 1990 году выпустила книгу стихотворений «Рискую!».

Все это время продолжала поиски сведений о судьбе мужа, исчерпав все возможности.

В 1973 году, летом, осуществила давно задуманное намерение — побывать на «новгородском направлении», пройти по той земле, обороняя которую мой муж погиб и остался «без вести пропавшим», вопреки имевшимся о нём сведениях от сотоварищей и командира его роты...

Начала я своё посещение мест боёв на новгородской земле с Новгорода. Побывала затем в известных мне из писем сотоварищей Алексея посёлках — Уторгощ, Во-ронино, Косицкое. Это были уже давно восстановленные деревни. На пути к ним я замечала среди зарослей леса, кустов и пустырей множество безымянных могил, отмеченных либо грудой камней, либо пирамидкой, едва видимых сквозь зелень.

Вблизи посёлков — братские могилы со следами внимания (статуи солдата, металлические венки, но тоже безымянные). Только в Воронино мемориальный обелиск со скульптурой и памятной почётной надписью, посвящённой всем бойцам Народного ополчения Кировского района Ленинграда, сражавшимся и погибшим на территории перечисленных мною посёлков.

Мне в своё время было отказано в просьбе занести имя моего мужа на мемориальную доску Ленгоргеоуправления, в котором он работал до вступления в ополчение. Но в результате моих ходатайств, поддержанных ветеранами дивизии Народного ополчения, незадолго до Дня Победы 1975 года на обновленной мемориальной доске Управления было нанесено имя А.В. Деливрона вместе с немногими именами его сотоварищей по работе и боевой судьбе.

Санкт-Петербург           

( вернуться к содержанию номера )