|
Юлия СЕВЕНАРД
КРЫМ. 42 ПО ЦЕЛЬСИЮ.
Горячий воздух южной степи Проник сквозь узкие ущелья гор И адский пламень расскалённой печи Накрыл прибрежные накаты волн.
Сияет диск огромный солнца Спасенья нет полуденной порой. И лишь у самой кромки горизонта След облаков страны иной.
ЖИЗНЬ.<C’EST LA VIE >
Рождение. Взросление. Надежды. Обретения. Успехи. Радость. Наслаждение. Потери. Страсти. Расставания. Любови. Дружбы. Покаяния.
Отцовство. Материнство. Наставления. ........И тихая печаль забвения.....
« И КОРАБЛЬ ПЛЫВЕТ...» < Ялта, ночью.. 9.07.07> Два жёлтых глаза в темноте, сияя мрак приморской ночи множат. Казалось, взять бы и пойти Навстречу по тому пути Что кем-то был однажды прожит. Мерцают, манят и таят Загадки всех побед и поражений. Цикадным пением звенят Лишь отголоски принятых решений.
В кромешной темноте нет горизонта, тени, нет опоры. Казалось, встать бы и пойти Не опасаясь пропастей и разговоров. Вновь стать бегущей по волнам навстречу призрачному счастью. Догнать мечту ...чтобы узнать, что те глаза - Лишь фонари, привязанные к корабельным снастям.
Юрий ЕРЕМИН
Юрий Григорьевич Ерёмин пишет стихи со школьных лет. Это естественная реакция на прочитанное, а читал крестьянский сын запоем. На жизнь зарабатывать пришлось рано, окончив геолого-разведочный техникум. Но интерес к литературе вырос до решения поступить на заочное отделение филфака ЛГУ. Получив диплом литературоведа, преподавателя русского языка и литературы, позиционировал себя в качестве исследователя творчества писателей-народников. В аспирантуру поступить не сумел: семейно-финансовые проблемы вынудили на заработки в экспедициях. А перестройка спутала все карты вообще. Ещё один удар судьбы – полная утрата зрения. Пенсионеру-инвалиду осталось доступным только одно: писать стихи, которых у него уже на несколько книг.
* * *
Коси, коса, пока роса… Ложится спелая трава И с ней цветы – невинной жертвой. А у косы свои права, Стальной отточенной и гневной.
Пылает солнце, пот ручьём. Ряды ложатся вал за валом, Летают слепни за плечом, Разгорячённым и усталым.
Сегодня сочный луг степной Под солнечным лучом завянет. И если завтра гром не грянет, Он встанет свежею копной.
Закончен труд. Глоток воды Так упоителен на зное! Вокруг душистые ряды, Над ними небо голубое
ШОПЕН
Играй, маэстро. Рокот струнный Заворожил, уводит в поен. То шлёт нам боль души и думы Красивый, страстный, вечно юный,
Шумит река, гремят обвалы, Цветут сады, жужжит пчела, Слепят снега, чернеют скалы… То набегают вал за валом Мелодии добра и зла.
Язык любви, язык науки, Язык цветов и недр земли, Земные радости и муки – Всё могут нам поведать звуки. Сплетайся с ними и внемли.
Играй, маэстро. Миф о чуде Родится в нынешней молве. Смотри, и пахари, и судьи – Все эти каменные люди Вовсю танцуют на траве.
* * *
Ходил сто лет в пустыне И высох на ветру, Без слёз глаза пустые Никак не ототру.
В крови больные ноги, Дышать мне тяжело. Где ж райские чертоги, Где от любви светло?
Да вот он, рай желанный, За крепостной стеной. А я в одежде рваной И, кажется, больной.
Я верил и не верил В достигнутый финал, Стучал в стальные двери: – Впустите, я устал.
Но чей-то голос сонный Ударил по ушам: – Пошёл бы ты, Ерёмин, Куда – ты знаешь сам.
* * *
Отбушевал цветной пожар осенний, Прошёл по кронам и угас в кустах. Мокреет лист на низменных местах, Стал чутким слух и обострилось зренье.
Не слышно птиц, леса сквозят простором, Волнует запах прели и грибов. Зима таится за еловым бором Среди оврагов и глубоких рвов.
Пройдя по кромке, клюквенным болотом, Безлюдным в сумрачной глухой поре Под шорох листьев выйду чернотропом К заброшенным избушкам на бугре.
И станут мучить мрачные вопросы: Где эти люди с брошенной земли? Сбежали, словно с палубы матросы? Иль скрылись тихо в вековой дали?
г. Санкт-Петербург
( вернуться к содержанию номера )
|