журнал писателей России

Александр ЛАКМАН

Нам не дано предугадать, как отзовётся каждый наш шаг. «Увы» и «к счастью». Потому что именно в этой неизвестности разворачивается перед нами то, что можно было бы назвать, далями жизни. С их пейзажами и городскими ландшафтами. Натюрмортами, портретами и жанровыми сценами. Они словно картины, в которые пока невозможно попасть. Но в которые однажды войдёшь персонажем – невидимкой, прохожим, художником, кем угодно. И с той стороны длящейся жизни посмотришь на себя, стоящего перед картиной, пытающегося уловить в ней что-то важное, что-то рассказывающее о тебе. И знаете, что самое интересное в пересечении взглядов? Узнают ли оба друг друга. Вопрос в том, один ли это человек или он - уже-не-один.

Людей в человеке много. Всё, чем занимается искусство, - попытка осознать именно этот факт. Художник понимает, многоличие человеческой натуры неизбежно. Здесь и двуличность, и треличность, и так-далее-лич-ность. Дело лишь в том, понимает ли это сам человек и как относится к подобному богатству в себе. Но данный вопрос – тема совершенно другого разговора. Замечу только, нам свойственно меняться. Звучит стандартно, не так ли? Но вполне логично. И абсурдно. Потому что часто вся достоверность утверждения рассыпается, столкнувшись с железобетонной тоской, порождаемой страхом к любой перемене в себе. Опять-таки, тема другого разговора. А вот художник инстинктивно любит и этот страх, и его отсутствие в человеке. Возможно, минуя все моралистические лозунги и утверждения – любит. Всего этого он и ждёт от модели! А что модель? У модели выбор. Либо смотреть и бояться. Либо смотреть и понимать. В тот момент, когда, переступив рамки, установленные художником, он окажется лицом к лицу с той стороной длящейся жизни.

Несколько лет назад английский фотограф, мой друг, Эльмира Уоттс, предложила провести со мнойй фотосессию. Я согласился, и это был тяжелейший труд, признаюсь. Чуть позже написал эссе, отослал его Эльмире. Она ответила, всё это честно. Иногда смотрю на одну из тех работ, которая сильнее остальных вызывает во мне всё то, что я испытывал, стоя перед объективом фотографа. Хотел бы я вернуться туда? Нет. Страх перед прошлым? Нет. Просто я изменился. Но это тема другого разговора.

ОХОТА ЗА УЛЫБКОЙ

Noli tangere circulos meos*             

Что может быть пронзительней неподкупного зрачка?

Он не мигает. Вдруг резко сужается. И тогда происходит неизбежное: бездушный аппарат запечатлевает душу. Молниеносное отсечение лишнего, скрупулезная секунда сути.

- Не актёрствуй, - говорит Эльмира. -Не играй. Я не хочу этого.

Что нужно фотографу? Что он хочет узнать обо мне?

Невольно мы раскрываем все свои тайны. Любой жест или его отсутствие важнее слов. Обилие самомнения пресекается движением руки, дрожанием ресниц, пожиманием плеч. Надо быть начеку, чтобы секреты остались нетронутыми.

Напрасный труд - они будут раскрыты. Самим усердием утаивания мы привлекаем внимание.

Ещё жесточе наших наблюдений зрачок камеры. Лапидарный щелчок влечёт цепную реакцию: развертывается география чужих сокрытий. Зная это, я отношусь серьёзно к просьбе фотографа:

- Улыбайся глазами. Всеми мелкими мышцами глаз. Но не губами.

Люди улыбаются, кривя губы, растягивая их, обнажая зубы - искреннее одобрение? искренний оскал?

Глаза не солгут? Наверное, да.

Глаза-мотыльки гулко-блёклого цвета высвобождаются из сачка памяти. Выпархивают, энтомологические редкости Мне-мозины. Вытанцовывают бесчисленные ленты Мёбиуса в пустоте краткосрочной бесцельности. Скользят в восторге всепобеждающего тщеславия, но однажды, не выдержав блуждающих взглядов, я крикнул тебе: Смотри мне в глаза! Мне захотелось твоей правды.

Так фотовспышка выхватит из темноты нечёткий трепет крыл. Взгляд встретит взгляд. Пригвождение.

Удачи не отвернуться!

- Вспомни что-нибудь важное и приятное для тебя, - говорит Эльмира.

Я улыбнулся. Я отпускал тебя. Я обретал свободу. Отныне, где-то на самом дне Марианской расщелины былого, смешались и осели крупицы обиды и доброты - упокоились, обезразличились. Так надо.

Я улыбнулся.

Теперь уходи.

- Послушай, - продолжает Эльмира, глядя в видоискатель. – Мне нужно «вытащить» из тебя ребёнка. Ты снова пытаешься улыбаться уголками губ. Убери это.

Я послушен хотя бы потому, что привычно вспоминаю себя ребёнком. Не свои капризы, но сопричастность огромному и пугающему миру. О чём бы улыбнуться?

В детстве мне часто бывало страшно. Постоянное ощущение вечного расставания с чем-то. Кем-то. Матерью. Бабушкой. Самим собой.

Дорога в музыкальную школу. Целый ритуал приношения себя в мир: аллея деревьев, асфальт, домб, двор, парк. Урок. Дорога домой. Я склоняюсь над каждым камнем, лежащим на газоне. Пытаюсь уберечь его от одиночества. Мудрствую над тем, почему он так не нужен всему, что рядом. А коль не нужен, значит мёртв. И хороню его. И так камень за камнем. До нервного истощения в себе. И нелегких раздумий матери: что с тобой делать, таким?

К врачу.

И всё же, я был весёлым ребёнком, может быть, каким-то чутьем понимая: любая тоска – повод отрицать её. Оправданно или нет, необходим уход в радость. Она – оборотная сторона тоски. Герб, знаменующий собою противоборствующие и примиряющиеся силы душевного государства. Я проказничал, над моими шутками смеялись; порой не знал удержу в остротах во вред себе. И одновременно – полное одиночество и преданная любовь к нему.

- Уже лучше, - говорит Эльмира, «выслеживая» меня.

И вот в какой-то момент не отличить радостного воспоминания от дурманящей тоски прошлого, непоправимого. Здесь рождается та самая улыбка, за которой «охотится» фотограф. Палеонтолог, вычленяющий в породах настоящего законсервированные увёртливой совестью пра-пра-истоки правды человечьего естества. Приглашение к путешествию, но роли поменялись – гость разрешает хозяину пройти в его же дом. Немного неуютно, не так ли? Хозяину дулжно проявлять терпение: по собственной воле впустил он в свой мир бестактного педанта, всезнайку, рыскающего по укромным уголкам людских улыбок.

Я терплю.

- Всё, достаточно. У меня нет сил, -Эльмира опускает прицел фотоаппарата.

Охота – трудное занятие. Для выносливых. Но кто отважится отрицать, что улыбка – это простое движение мышц лица – самый загадочный, самый умышленный и непреднамеренно точный рассказ о себе? Легко ли быть Бальзаком объектива?..

Пронзительнее неподкупного зрачка лишь затаённое упрямство жертвы.

___________________________________________

*Не прикасайся ко мне – лат.

( вернуться к содержанию номера )