ЕКАТЕРИНА ВЕЛИКАЯ

И ЭРМИТАЖ

Михаил АНИКИН

Австрийский дипломат князь де Линь остроумно назвал русскую императрицу Екатерину Великую «Екатериной Великим». В этой игре слов заключен глубокий смысл, объемлющий все то, что было сделано императрицей за годы ее исключительно плодотворного правления.

Одно только перечисление исторических деяний Екатерины заняло бы не одну страницу текста. При этом славнейшими были даже не военные победы, одержанные выдающимися полководцами (среди них особенно выделялись Румянцев-Задунайский и Суворов, Потемкин и Ушаков), а те дипломатические успехи России, которые были достигнуты именно в период царствования этой замечательной деятельницы 18 столетия – века Просвещения и века великих потрясений, от которых рушились устои европейской общественной жизни и культуры.

Не так при Петре I, как именно при Екатерине II Россия с полным правом стала называться европейскою державой и часто определяла ход главных событий на европейском континенте. Так было при жизни императрицы, в известной мере это подтвердилось и позднее, уже после ее смерти, - в эпоху наполеоновских войн, когда любимый внук Екатерины, русский император Александр I возглавил коалицию стран, противостоящих удачливому французскому полководцу – удачливому до тех пор, пока он не двинул свои войска против России.

Можно смело утверждать, что поражение французов в России – это тоже в значительной степени плод предшествующей деятельности Екатерины, оценить которую в полной мере здесь вряд ли возможно, да, собственно, такая задача и не ставится на страницах этого издания, посвященного прежде всего лишь одной из благородных страстей великой императрицы, а именно – ее увлечению изобразительным искусством. Увлечение это, надо отметить, появилось довольно поздно – уже после того, как императрица совершила удачный дворцовый переворот 28 июня 1762 года, в результате которого заговорщиками был отстранен от власти и убит ее законный супруг – император Петр III. Подавляющее большинство историков полагают, что в этом перевороте и своем печальном конце был виноват сам убиенный император, сделавший все, чтобы настроить против себя не только все слои русского общества, но и ряд зарубежных государств. Известно, что одним из активных сторонников Екатерины выступал английский посланник при русском дворе Ч. Уильямс, о чем можно судить на основании письма Екатерины от 11 августа 1761 года : «Я занята теперь тем, что набираю, устраиваю и подготавливаю все, что необходимо для события, которого вы желаете: в голове у меня хаос интриг и переговоров» (Анисимов Е.В. Россия в середине ХVIII века. Борьба за наследие Петра, М, 1986, с. 219). Неразумная политика Петра III, насаждавшего иноземные порядки при русском дворе, вызывала раздражение в военной и гражданской среде, чем умело воспользовалась Екатерина II и ее ближайшее окружение.

В отличие от своего супруга, Екатерина за 15 лет, проведенных в России после замужества, хорошо усвоила русскую культуру, внимательно изучала быт и нравы страны, куда ее забросила судьба из маленького Ангальт- Цербстского герцогства. Если Петр III и на троне оставался по своему мировоззрению провинциальным голш-тинцем, то Екатерина проделала незаметный, но гигантский путь самообразования и роста от немецкой принцессы Софьи Августы Фредерики Доротеи до оригинального мыслителя и еще более талантливого правителя европейского уровня, способного управлять огромным пространством, населенным многочисленными народами, - огромной Российской империей.

Знаменитый французский мыслитель Вольтер писал, обращаясь к ней: «… Вы не северное сияние, вы – самая блестящая звезда Севера, и никогда не бывало светила столь благодетельного». ( Россия XVIII века глазами иностранцев. Л.,1989, с. 414). Само понимание жизни Екатерины и ее мужа было в корне противоположным. Петр III ценил дисциплину и порядок, любил парады и немецкую аккуратность, преклонялся пред недавним врагом России Фридрихом II, его супруга, напротив, искала в окружающих ее людях ум и подвижность, инициативу и отвагу, восхищалась движением жизни в различных ее проявлениях. И уж, во всяком случае, бездумная муштра не вызывала в ней тех сладостных чувств, которые возникали у ее супруга при виде бодро марширующих голштинцев. Неприязнь супругов друг к другу не ускользнула от опытных глаз приближенных и была использована в своих целях заговорщиками. Некоторые из них рассчитывали на то, что после переворота Екатерина окажется послушной игрушкой в их руках. Однако расчеты эти не оправдались.

Проявив недюжинный ум, умело лавируя между Сциллой и Харибдой политической ситуации в России и Европе того периода, Екатерина окружила себя предприимчивыми и отважными людьми, которые служили надежным противовесом старым силам, укрепившимся еще при Елизавете Петровне. Выдающийся русский историк В. 0. Ключевский писал об этом : «Она начала царствовать с людьми елизаветинской школы, т.е. с самоучками: с Бестужевым-Рюминым, Шаховским, Шуваловым, Воронцовыми, Паниным, Голицыными, Румянцевым, Чернышевым. Она нуждалась в них, они ей усердно служили, некоторые очень много для нее сделали; она их ценила, но не любила, втихомолку посмеивалась над ними и постепенно почти со всеми разошлась. Она считала полезным обновлять правительственный персонал и любила новых людей, которых ставила подле старых или на их место, чтобы, по ее словам, мешать ржавчине останавливать колеса и пришпоривать бездарности» (В.О. Ключевский. Афоризмы. Исторические портреты и этюды. Дневники. М., 1993, с. 258). За годы своего правления Екатерина сумела достичь такого уважения в России и мире, что на ней по праву закрепился эпитет «великая». До нее подобным эпитетом образованная Европа наградила только Петра I. Однако, если Петр, по существу, насильно насаждал европейские порядки, жестко ломая традиционный уклад русской жизни, то Екатерина действовала иначе. Будучи по своему воспитанию и образованию истинной дщерью XVIII столетия, она не столько полагалась на силу кнута, сколько на воспеваемый поэтами и просветителями Разум. Конечно, со временем действительность поколебала чересчур идеальные представления о силе Разума. Так, уже в 1774 году Екатерина пишет Дидро: «Я вполне понимаю ваши великие начала, только с ними хорошо писать книги, но плохо действовать. Вы имеете дело с бумагой, которая все терпит, а я, бедная императрица, имею дело с людьми, которые почувствительнее и пощекотливее бумаги» (Ключевский..., с. 255).

Пугачевский бунт («бессмысленный и беспощадный» - по определению великого А.С. Пушкина) сильно испугал императрицу и невольно заставил ее обратиться к жестким мерам , которых императрица, насколько было возможно, старалась избегать. Вместе с тем, она понимала их необходимость в управлении государством: «Род человеческий склонен и неразумию и несправедливости, если бы он слушался разума и справедливости, то в нас (государях) не было бы нужды» (письмо доктору Циммерману) - (Ключевский...., с. 255).

Интерес императрицы к изобразительному искусству был данью моде, но, как думается, не только. Оказавшись на русском троне в результате переворота, сопровождавшегося убийством царственного супруга, Екатерина до конца своих дней жила в атмосфере угрызений совести и сомнений в правильности своего поступка. Возмездие за пролитую кровь, согласно христианскому мировоззрению, было неотвратимо, и мысли о нем постоянно преследовали императрицу, несмотря на вполне светское воспитание. Это возмездие проявлялось как в виде тяжелых кошмаров и видений, так и в конкретных событиях исторической действительности: это и явление Емельяна Пугачева, и неприязнь собственного сына, будущего императора Павла I. Вероятно, во многом для того, чтобы заглушить внутренний голос тревоги, тоски и уныния, преследующего всякого, кто нарушает Божественные заповеди, императрица окружает себя блестящими предметами быта, начинает собирать великолепную коллекцию произведений изобразительного искусства, разворачивает грандиозное строительство в Петербурге, приглашая талантливых европейских зодчих.

Мысль о запоздалом раскаянии Екатерины в убийстве своего ограниченного мужа вовсе нельзя сбрасывать со счетов уже и потому, что название своему музею она выбрала вполне сакральное, в переводе с французского означающее «место уединения» ( отшельничества). Вряд ли это было случайным выбором. Здесь она в одиночестве ( в компании с мышами, как сама заметила в одном из писем своему корреспонденту) любила созерцать свое богатство, позволяющее на время забыться, уйти в мир прекрасного, заглушить голоса преследующих ее Эринний.

С поражающим Европу размахом Екатерина закупает крупнейшие коллекции, включающие произведения живописи, скульптуры, графики, прикладного искусства. Она вовсе не была, особенно на первых порах, знатоком изобразительного искусства. Лишь постепенно приобретение предметов искусства все более захватывает ее. С помощью своих компетентных агентов по всей Европе, а среди ник особенно выделялись Дмитрий Голицын и Дени Дидро, Этьен-Морис Фальконе и Мельхиор Гримм, русская императрица по существу стала ведущим игроком на художественном рынке Европы своего времени. Охота за шедеврами началась с покупки в 1764 году 225 картин из собрания берлинского купца Гоцковского. Гоцковский был одним из комиссионеров прусского короля Фридриха II, опустошившего казну в ходе Семилетней войны. Прусский король вынужден был отказаться от покупки картин, поскольку его солдаты нуждались в пище, боеприпасах и жаловании на различные нужды. Отказ Фридриха поверг Гоцковского в состояние отчаяния, но тем и отличались предприимчивые натуры блестящего XVIII столетия, что они не предавались унынию надолго. Через русского посла B.C. Долгорукого берлинский купец обращается к Екатерине с предложением купить у него коллекцию, которую он собирал для Фридриха II на протяжении нескольких лет. Русская императрица не могла отказать себе в удовольствии этой покупкой сразу убить нескольких зайцев. Во-первых, она являла всему просвещенному человечеству свою монаршию милость по отношению к поверженному противнику (Берлин в ходе Семилетней войны был оккупирован русскими войсками), во-вторых, она больно ущемила самолюбие Фридриха II ,лишившегося коллекции, которая без сомнения явилась бы важным дополнением его собрания и, в-третьих, Екатерина показала, что экономическое состояние России в ходе войны продолжало оставаться вполне стабильным. И кроме того, нельзя сбрасывать со счетов то, о чем было сказано ранее: разглядывая раритеты и шедевры искусства, императрица отдыхала от тягостных дум и воспоминаний, преследующих ее.

Собрание Гоцковского включало в себя картины голландских, фламандских и итальянских художников. Среди них были произведения Рембрандта, Йорданса, Хальса

После приобретения собрания Гоцков-ского размах ее деятельности приобретает поистине небывалый размер. «В отношении картин она подвержена страшным и внезапным болезням, подлинному обжорству» - метко заметил ее постоянный корреспондент Гримм . Екатерина сама называла свое собирательство манией, что в значительной степени объяснимо тем духовным состоянием, в котором она находилась после 28 июня 1762 года. Только тяжелые финансовые затруднения могли помешать ей в осуществлении намеченной покупки той или иной коллекции, того или иного шедевра, выставленного на продажу. Ее комиссионеры повсюду выискивали работы знаменитостей, не только уже ушедших в мир иной, но и современных Екатерине. Особенно преуспел в этом Д.А. Голицын. Будучи послом в Париже, а затем в Гааге, он с особой энергичностью занимался поисками интересных и привлекающих внимание публики произведений, не упуская случая знакомства с современными европейскими художниками. Собственно его деятельность на ниве собирательства начинается с выполнения поручений, касающихся современного искусства. Именно на него возлагается задача отыскания скульптора для создания памятника Петру I. По совету своего друга Дидро, он рекомендует Фальконе и заключает с ним в 1766 году контракт (В.Ф. Левинсон-Лес-синг. История картинной галереи Эрмитажа (1764—1917), Л., 1985, с. 59-60). Воздвигнув монументальный памятник основателю Санкт-Петербурга на берегу Невы, Фалъконе увековечил не только память о Петре, но и о Екатерине II в виде знаменитой надписи «Петру I – Екатерина II».

Екатерина удивительным образом сочетала в себе и набожность и свободное отношение к некоторым с христианской точки зрения незыблемым положениям. «Двойная мораль», которой она в таких случаях руководствовалась, вообще была присуща XVIII столетию – когда многие европейские деятели культуры утратили былую веру, на которой держался государственный строй большинства европейских стран.

В 1769 году в собрание русской императрицы вошла коллекция графа Генриха Брюля (1700 – 1764), приобретенная в Дрездене у его наследников при посредничестве русского посланника А. М. Бе-лосельского-Белозерского. Будучи министром при саксонском короле Августе III Брюль по указу короля занимался формированием Дрезденской картинной галереи, но его интерес к искусству этим не ограничился – кое-что собиратель приберегал для себя. Так сформировалась коллекция, состав которой отличался очень высоким качеством живописи, что легко объяснимо, ведь секретарем министра был один из лучших знатоков изобразительного искусства своего времени Карл Генрих фон Гейкенен.

Из собрания Брюля в состав Эрмитажа вошли многие шедевры голландской, фламандской и французской живописи – среди них работы Рембрандта, Вауверма-на, Рубенса, Тенирса, Ватто, Пуссена (см. «Снятие с креста», инв. № ГЭ 1200). Слабее была представлена итальянская школа, но нельзя не отметить виды Пирны и Дрездена Белотто, «которому Брюль, соревнуясь с королем, заказал повторение серии, исполненной для Августа III (Левин-сон- Лессинг..., с. 67), а также картину Тье-поло «Меценат представляет императору Августу свободные искусства».

Одновременно с закупками крупных европейских коллекций Екатерина разворачивает интенсивное строительство зданий, многие из которых до сих пор являются прекрасными образцами дворцовой архитектуры. Среди архитекторов, работавших для Екатерины, история навсегда сохранила такие имена, как А. Ринальди (ок. 1710 – 1794), А.Ф. Кокоринов (1726 – 1770), Ю.М. Фель-тен, Ж.-Б. Валлен-Деламот (1729 – 1780) и И.Е. Старов (1745 – 1808), Ч. Камерон(1740 – 1812) и Дж. Кваренги (1744 – 1817). Знаменательным событием в начале царствования Екатерины было торжественное открытие в 1764 году Академии художеств (основанной еще Елизаветой Петровной в 1757 году). Ее величественное здание до сих пор украшает берег Невы, напоминая о славных делах этой деятельной императрицы, покровительнице наук и художеств. Рядом с Зимним дворцом в 1764 году по указу Екатерины разворачивается строительство Малого Эрмитажа (тогда это сооружение называлось просто Эрмитажем, поскольку здание Большого Эрмитажа еще не было построено). «Малый Эрмитаж построен в стиле раннего классицизма – его фасад, выходящий на Неву, украшен на уровне второго и третьего этажей восьмиколонным портиком, завершенным аттиком со скульптурной группой. Позже построенный Старый Эрмитаж (тогда – Большой – М.А.) своей строгостью уже отвечает канонам зрелого классицизма: фасад его прост, небольшими ризалитами отмечены лишь центр и боковые флигели» ( ГН. Комелова. Архитектура Петербурга второй половины ХVIII века // Екатерина Великая. Русская культура второй половины ХVIII века. Каталог выставки. Санкт- Петербург, 1993, с. 16).

Построив вслед за эрмитажными зданиями театральное здание и лоджии Рафаэля, Екатерина тем самым определила северный фасад эрмитажного комплекса вплоть до наших дней, навсегда оставив о себе память и в истории архитектуры Петербурга. Пышное открытие Академии художеств в Петербурге, строительство новых дворцов (такие, например, как Мраморный – для Григория Орлова, и Таврический – для светлейшего князя Потемкина), всевозможные празднества, сопровождавшиеся фейерверками, пальбой из пушек, ружейными залпами – весь этот блеск и шум новой столицы России должен был убедить участников мистерии жизни в одном : Россия стала неотъемлемой частью Европы, а своим значением и просвещенностью Русский двор не уступал ни одному из европейских дворов.

Вообще говоря, стремление к внешнему великолепию, к показным эффектам было не столь присуще русской культуре до Петра I – скорее наоборот, русские люди старались жить воцерковленно, руководствуясь традициями и догматами православия, в котором прежде всего обращалось внимание на покаяние и молитву. Разрушение старого уклада жизни, привнесение европейского и прежде всего немецкого взгляда на многие казавшиеся незыблемыми установления воспринималось зачастую болезненно. Продолжали говорить о том, что «Петербургу быть пусту» -слух этот, родившийся при Петре I, ходил в народе и во времена Екатерины. Тем с большим усердием императрица продолжала идти путем своего великого предшественника, всеми своими действиями являя уверенность в дальнейшем процветании столицы и империи.

Вслед за собраниями Гоцковского и Брюля Екатерина, вновь при участии переведенного из Парижа в Гаагу Д.А. Голицына, приобретает коллекцию Иоганна-Карла- Филиппа Кобенцля (1712 – 1776), состоящую из 46 картин и около 4 тысяч рисунков, которые вкупе с рисунками, входившими в собрание Брюля, стали ядром ныне огромной коллекции рисунков Государственного Эрмитажа. Из знаменитых картин в коллекцию Кобенцля входили такие шедевры, как «Отцелюбие римлянки», «Венера и Адонис», «Статуя Цереры», «Портрет Шарля де Лонгваля» Питера Пауля Рубенса. Не всегда купленные картины достигали Петербурга – известны случаи, когда корабли с ценным грузом на борту тонули в водах Балтийского моря. Так затонул корабль, доставлявший в столицу России картины, приобретенные в 1771 году из собрания Геррита Браамкампа все тем же Голицыным.

Он же вместе с Дидро убедил советника женевского магистрата (друга Вольтера, Дидро и Гримма) Троншена продать свое собрание русской императрице. Трон-шен установил хорошие деловые отношения с Русским двором и в 1771 году явился посредником при покупке Екатериной собрания Тьера. Благодаря Троншену Екатерина узнает о наметившейся продаже знаменитого собрания Кроза. Это собрание было наиболее значительным из всех парижских собраний XVIII века. Пьер Кроза (1665 – 1740), приобретший состояние удачными финансовыми операциями, собиранию произведений искусства отдавался со страстью истинного коллекционера и вовсе не для того, чтобы вложить в это деньги. Он действительно увидел в этом занятии смысл существования. В парижском особняке емy удалось собрать 400 картин , I9000 рисунков, I500 резных камней, а также много других произведений прикладного искусства. На качестве собрания безусловно отразился тот факт, что ближайшими друзьями Кроза были такие тонкие знатоки искусства, как Мариетт и Кейлюс.

Собрание Кроза после смерти владельца попало к его племяннику, маркизу Дю Шателю, а после смерти последнего в 1751 году большая его часть оказалась у его младшего брата, барона Тьера. После смерти Тьера в 1770 году его наследники пожелали как можно скорее получить деньги за доставшиеся им картины. По совету Трон-шена собрание Кроза было куплено целиком за 400 тысяч ливров. Непосредственные переговоры вел Дидро, сам Троншен участвовал в качестве главного эксперта.

В состав собрания входили такие замечательные произведения итальянской школы, как «Юдифь» Джорджоне, «Даная» Тициана, «Снятие с креста» Веронезе, «Рождество Иоанна Крестителя» Тинторет-то, «Взятие Магдалины на небо» Доминики-но (инв. № ГЭ 113 этой выставки). Кроме того, тогда же поступили семь картин Рембрандта, в том числе – знаменитая «Да-ная» и «Святое семейство» выдающегося голландского мастера. С приобретением этой коллекции значительно усилилась французская часть эрмитажного собрания – представлены на выставке «Посещение бабушки» Ленена (инв. №ГЭ 1172) и «Диана и Актеон» Галлоша (инв. № ГЭ 1163) поступили в Эрмитаж именно тогда.

За 17 лет, с 1764 по 1781 гг., Екатерина составляет собрание, которое и до сих пор определяет характер Эрмитажа - ныне крупнейшего музея России, заслуженно пользующегося всемирной известностью. После 1781 года закупки картин были уже не столь интенсивными. Екатерина в своих письмах Гримму сообщает, что она не закупает больше картин. Одной из последних крупных покупок живописи стало приобретение собрания Уолпола в 1779 году. Эта продажа была такой же сенсацией в Англии, как и продажа собрания Кроза в Париже. Роберт Уолпол был министром при Георге I и Георгe II. Он имел скандальную известность, поскольку за подкуп депутатов был прозван ярким оратором партии тори Болингброком «публичным комиссионером порока». При этом Уолпол прекрасно разбирался в искусстве и стал одним из крупнейших английских коллекционеров первой половины ХVIII века. Внук Уолпола в 1779 году через русского посланника в Лондоне Мусина-Пушкина обратился к Екатерине с предложением купить собрание. Решение последовало довольно быстро – уже через два месяца после обращения собрание приобретается императрицей несмотря на попытки противодействовать продаже, предпринятые некоторыми кругами в Англии. Последней крупной покупкой было приобретение в 1781 г. в Париже коллекции графа Бодуэна, в состав которой входило 119 картин, в том числе 9 картин Рембрандта и ряда других известных голландских и фламандских художников.

Таким образом, можно смело утверждать, что в значительной своей части живописное собрание Эрмитажа своим составом обязано усилиям Екатерины Великой, сумевшей найти таких знатоков и ценителей, которые добросовестно исполнили свой долг экспертов и консультантов, определив высокий уровень эрмитажного собрания и до настоящего времени. Подводя итоги деятельности просвещенной императрицы, нельзя не отметить грандиозность всего того, что она успела сделать в России и для России. Так, в 1781 году граф Безбородко предоставил императрице инвентарь ее деяний за 19 лет царствования; оказалось, что и устроено губерний по новому образцу 29, городов построено 144, конвенций и трактатов заключено 30, побед одержано 78, замечательных указов издано 88, указов для облегчения народа – 123"(Ключевский…, с. 248). Вероятно, именно последний факт сказался на росте народонаселения России, которое с 19 млн. в 1762 г. возросло до 36 млн. к 1796 г.. Вызывает удивление и тот факт, что за время царствования Екатерины «в России было издано 7800 книг, т.е. в 5 раз больше, чем за предыдущие 60 лет» (А.Л. Шапиро. Историография с древнейших времен до 1917 года. СПб., 1993).

При всей противоречивости и в ряде случаев спорности поступков и деяний русской императрицы несомненной заслугой ее остается создание Эрмитажа. Екатерины Великой давно нет, многие ее завоевания и труды поглотила «река времен», а Эрмитаж до сих пор стоит на берегу Невы, являясь самым убедительным памятником и венцом ее удивительной жизни.

Санкт-Петербург

( вернуться к содержанию номера )