журнал писателей России

ВЕЛИКИЙ ПРЕДСТАВИТЕЛЬ

МАЛОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Андрей РОДОССКИЙ

Португальская литература не принадлежит к числу великих — в отличие, скажем, от французской, английской или русской. Тем не менее и на ее небосклоне горело несколько ярких звезд мировой величины. Среди них — недавно ушедший из жизни Жозе Сарамагу. Пишущему эти строки посчастливилось не только переводить его сочинения, но и встречаться с ним. Но

— обо всем по порядку.

Многие спрашивают, как все-таки правильно — Сарамагу или Сарамаго? В том-то и дело, что однозначного ответа здесь нет. Сложилось две тенденции в передаче португальских имен и названий на русский язык — графическая, ориентированная на написание, и фонетическая, ориентированная на произношение. По-португальски пишется Saramago. Но подобно тому, как по-русски безударное «о» читается как «а» — мы пишем «корова», а говорим «карова» — по-португальски оно читается как «у», особенно в конце слова. Так что оба варианта верны — всё зависит от пристрастия.

Родился Жозе Сарамагу в 1922 г. в крестьянской семье. Когда будущему писателю исполнилось три года, семья перебралась в Лиссабон, но осознание крестьянских корней не покидало его до последних дней жизни. Вообще Португалия — традиционно аграрная страна, поэтому деревенская тема занимает столь важное место в ее литературе. Это несколько сближает португальскую словесность с нашей, русской.

Подобно большинству писателей, Са-рамагу начинал с поэзии. О своем первом сборнике «Возможные стихи» (1966) автор позднее отзывался: «Я считаю книгу серьезной и, на мой взгляд, этот том стихов, в основном хорошо принятый публикой, представляет определенный интерес». Несколько стихотворений из этой книги я перевел и опубликовал. Вот одно из них, озаглавленное «Афродита»:

Вначале — ничего. Лишь свежий ветер,

Да облака над морем, да сверканье

Рыбешек, что печальный находили

Конец в коварных щупальцах медузы.

Пока еще спокойным было море;

Не бушевали волны — рыб они

Укачивали, как младенцев в люльке,

И колыхали водоросли так,

Как ветер спелые хлеба колышет

Или ласкает гривы лошадям.

Меж двух просторов

            голубых безбрежных

Переливаются, искрятся солнцем,

Лениво нежатся слепые волны.

Но вот крепчает ветер и приносит

Пыльцу цветочную и ароматы

Земли окрестной, темной и зеленой.

И с грохотом бурлящая волна

Стремится к ветру,

            страстно заключая

Его в объятья, и влечет на ложе

Из острых черных скал, кипящих жизнью.

Всего на миг, отдавшись наслажденью,

Повисла в воздухе она — и вот

В экстазе зарождающейся жизни

Она с размаху падает на скалы

И белой пеною стекает с них…

— Из пены, солнца, ласкового ветра,

Из рыбок, из цветов и их пыльцы,

Из щупальцев медузы, из хлебов,

Из конских грив, из трепетного моря

Твое возникло тело, Афродита.

Однако подлинная слава и всемирная известность пришли к Сарамагу гораздо позже

— в 1980 г., после выхода в свет романа «Поднявшиеся с земли», посвященного судьбе трех поколений крестьян из провинции Алентежу во времена салазаровской диктатуры. В том же году он написал пьесу «Что мне делать с этой книгой?», приуроченную к 400-летию со дня смерти Камоэн-са, который для португальцев

— не только величайший поэт, но и высшее воплощение духовных сил нации, как для немцев — Гете, а для нас — Пушкин. Славу Сарамагу, который стал самым читаемым писателем в Португалии, приумножили романы «Воспоминания о монастыре», где действие происходит в XVIII веке, «Год смерти Рикарду Рейша», навеянный творчеством другого знаменитого португальского поэта — Фернанду Пессоа, и другие. При этом он заявил о себе как создатель особой, метафорической прозы, не имеющей, пожалуй, аналогов в мировой словесности.

Впервые я встретился с Сарамагу в 1997 г. в городе Брага, что на севере Португалии. Я тогда читал лекции по русской истории и литературе в местном университете. В этом городе периодически устраивается книжная ярмарка, где не только продаются хорошие книги, но и устраиваются встречи с известными писателями. И вот в назначенный день в зал неторопливо входит солидный и, как говорится, основательный мужчина, встреченный бурными аплодисментами. Как описать его внешность? Вспомните последнюю экранизацию «Золотого ключика», представьте себе артиста Юрия Катина-Ярцева, загримированного под столяра Джузеппе, мысленно вытяните его в полтора раза в длину, украсьте ему нос очками — и получится вылитый Жозе Сарамагу. После творческой встречи с ним я представился, попросил у него автограф на только что приобретенной книге и выразил ему свое восхищение его творчеством. В ответ услышал комплимент по поводу моего владения португальским языком (не сочтите за хвастовство).

В следующем, 1998 г. Сарамагу получил Нобелевскую премию по литературе — по формулировке Нобелевского комитета, «за работы, которые, используя притчи, подкрепленные воображением, состраданием и иронией, дают возможность понять иллюзорную реальность». Он стал единственным португальским писателем, удостоенный такой награды — так что можно представить, каким торжеством это обернулось у него на родине. Спустя еще год мне довелось присутствовать на его чествовании в университете провинции Минью. Среди выступавших была как университетская профессура, так и гости из Испании и Франции. Все выражали уверенность, что Сарамагу надолго останется в памяти потомства, а не разделит участь иных нобелевских лауреатов, которых теперь мало кто помнит — таких, как суховатый французский стихотворец Сюлли Прю-дом. После пространных выступлений, восхваляющие литературные заслуги чествуемого лауреата, наступила очередь вопросов и ответов. Представившись, я спросил, отчего Сарамагу перестал писать стихи и не собирается ли он вернуться к этому виду творчества.

— Ну, это, по-видимому, единственный благоразумный шаг, когда-либо сделанный мною, — с чуть заметной улыбкой ответил писатель. — Впрочем, если вы ищете у меня поэзию, лучше читайте мои романы. Поверьте: в них поэзии больше, чем в стихотворениях.

К сожалению, это была моя последняя встреча с Жозе Сарамагу. 18 июня 2010 г. прославленный писатель завершил свой долгий жизненный путь.

О мертвых — либо хорошо, либо ничего, говорили древние. И всё же объективности ради отметим, что творческая личность Са-рамагу сложна, противоречива и неоднозначна. Из-за членства в Португальской коммунистической партии — кстати, довольно влиятельной и имеющей немало мест в парламенте — Сарамагу был не просто неверующим человеком, но воинствующим атеистом. Его высказывания по поводу религии, сильно напоминающие советскую пропаганду шестидесятых годов, встречают достойный отпор в португальской церковной прессе, а его роман «Евангелие от Иисуса» иначе как кощунственным не назовешь. Вспоминаю другой курьез. Когда читатели спросили Са-рамагу, почему он отказался от знаков препинания, кроме запятых и точек, писатель ответил тоном, не терпящим возражений:

— Видите ли, я стремлюсь передать как можно точнее человеческую речь. А она, как известно, состоит только из звуков и пауз. Своему студенту за такой ответ я поставил бы двойку.

Впрочем, «не судите, да не судимы будете» (Матф. VII, 1). Кто не знает, что у гениев и заблуждения бывают гениальными? Вспомним к тому же слова Генриха Гейне, что перо гения умнее, чем сам гений. Во всяком случае, мои впечатления от встреч в Жозе Са-рамагу относятся к самым ярким из тех, что мне довелось испытать в жизни. Позволю себе закончить этот очерк своим переводом стихотворения Сарамагу «Рецепт»:

Берем поэта, что не утомлен,

Цветок и облачко воздушной грезы,

Три капли грусти, золотистый тон,

Кровопролитья тайные угрозы.

Всё тщательно смешаем — эта смесь

Пусть женским телом

                     будет подогрета.

Потом щепоточкой подсыплем смерть,

Раз требует того любовь поэта.

Санкт-Петербург           

( вернуться к содержанию номера )