Чёрный крест от окна под луной серебрится,
Блик дрожит от стекла, как огарок свечи.
Старики, старики, отчего вам не спится?
Иль команды атак вас срывают в ночи?
Уставал старшина переделывать списки
Боевых единиц, что сжирала война,
И росли на пути со звездой обелиски,
И белила виски у живых седина!
Старики,старики, вам с войной бы проститься–
До сих пор будоражит она, как вино.
И приходят в ночи сердцу милые лица,
Тех, кого вам вовек позабыть не дано.
Время–птицей–вперёд,и закон непереклонен,
И, как выстрел в упор, рвётся жизни стезя.
У последней черты встали вы в обороне –
Отступить перед смертью никак вам нельзя.
Старики, старики – благородные лица…
Вы стары и слабы и от ран и утрат.
Вы уйдёте, где звёзд и миров вереницы,
Но земные фанфары вам славу трубят.
В запредельном – бессильны любые напасти:
Ни забот, ни хлопот, ни безжалостных бед…
Старики, старики, всё ж вам выпало счастье
На спасённой земле врезать вечный свой след.
Михаил ЛИБИН
ХЛЕБ ДЕТСТВА
Опять весна грозит разливом,
Опять дорогу развезло.
По ней я в школу торопливо
Ходил в соседнее село.
В противогазной сумке книги,
Да иногда на самом дне
Я находил ломоть ковриги:
Мать свой кусок совала мне.
Не ели мы ковриг хороших,
Нам только снились пироги.
Большие валенки в калошах
Носил я с маминой ноги.
Мы по-хозяйски рассуждали
В свои одиннадцать годков,
И нас в деревне все считали
Уже давно за мужиков.
ПРЯХА
Крутится веретено,
Ниточка прядётся,
С этой нитью заодно
Песенка поётся.
Что склонилась голова,
Вечер лёг в светлице,
Как изюминки, слова
В песне мастерицы.
Прялка пряхе подпоёт,
Лад находят звуки.
Паутинкой нить течёт
И ласкает руки.
Снегу белому кружить,
Не отвесть седины…
И в клубок ложится нить,
А года – в морщины
ГАРМОШКА-ХРОМКА
Хороша гармошка-хромка!
Рыжекудрый гармонист
Высекает звуки звонко,
Ходят пальцы вверх и вниз.
Льётся музыка лихая,
Плясовая, как огонь!
Гармониста роль такая:
Весели, коль взял гармонь.
А случится, плясовая
Хоровод не веселит!
Обстановку понимая,
Хромка милая грустит.
От неё не скрыть секрета,
Всё расскажет в тот же час,
Чья там песня не допета,
Чей не вышел перепляс,
Кто влюблён, а кто обманет,
Кто целует горячо
И кому тянуть не станет
Ремешок через плечо.
Вот и вышла в круг девчонка
Подзадоривать подруг.
Голосисто, песней звонкой
Развела печали круг.
Елена КРУТОВА
* * *
Эта странная женщина-осень
Вновь красива и вновь холодна.
Молча в двери войдёт и не спросит,
Отчего долгожданна она.
Разноцветьем ковровым застелит
Иль дождями зальёт все пути.
Грусть тревожную в душу поселит,
За собою поманит уйти.
И не жаль будет тёплого лета –
Пусть последняя стая на юг
Улетает за солнцем и светом,
Укрываясь от ветреных вьюг.
Рой сомнений редеет и тает-
Вот и кончен их грустный полёт…
И, я знаю, кто лето теряет –
Обязательно осень найдёт.
Я доверю ей горькую тайну,
А она мне подарит мечту.
И подскажет, что всё не случайно,
Если дверь открываешь не ту…
…Утром лягут холодные росы,
День укроют туман и дожди.
Здравствуй, странная женщина-осень,
Уводи за собой, уводи…
* * *
Шум убегающей грозы,
Как отголосок страшной ночи.
И вновь чисты и непорочны
На листьях капельки росы.
Чередованье тьмы и света –
И за окном, и на душе,
И горе далеко уже,
А счастье задержалось где-то.
Забыть о прошлом – не дано,
Знать о грядущем – не желаю.
Покой душевный променяю
На смех иль слёзы – всё равно!
Зажгу последнюю свечу,
Переверну ещё страницу.
“Прощайте, милые синицы!
Я с журавлями улечу…”
Вера БУРДИНА
ВНЕЗАПНЫЙ СНЕГ
Портреты Натали (Ланской
По милости второго брака)
Ни равнодушьем, ни тоской
Не обозначены. Однако
Ни Райт, ни Гау не смогли
(хоть приукрашивать умели)
В портретах милой Натали
Развеять горький дым дуэли.
Нет, не поникла головой,
И красота её в расцвете,
Но выглядит она вдовой,
По крайней мере, на портрете.
Где локоны, где лёгкий взгляд,
Исполненный кокетством, негой?
Так выглядит цветущий сад,
Осыпанный внезапным снегом.
Ни Райт, ни Гау не смогли,
Хотя старались, без сомненья,
Не допустить в портреты мглы
Душевного оцепененья.
Былую прелесть прежних чар
Отобразить им было нечем?
Пустынный, призрачный анчар
Дыхнул на краски, кисти, свечи?
Творцы старались, но, двоясь,
Печально облик зачарован:
Исчезла пушкинская связь
Ланской с Наташей Гончаровой!
Забуду горький опыт
Страстей, измен, ошибок…
Пусти меня в свой омут
Цвести среди кувшинок.
Пусти меня к истокам,
Где путь твой был загадан,
К порогам и восторгам,
К печалям, перекатам.
Там ни к чему порывы
И невозможны слёзы,
Лишь сонно, словно рыбы,
До ночи дремлют звёзды.
Я отравилась зельем
Надежд до смертной грусти,
Позволь с тобой весенней
Искать у моря устья.
Александр ЮНДА
ВЕТЕРАНЫ
Две крепости, как воины в атаке,
Застыли разом тихо на века.
Остановилась на коротком взмахе
С мечом окаменелая рука.
Давно им время залечило раны.
За много лет дожди омыли кровь.
И светятся в улыбке ветераны,
Как будто только народились вновь.
По-детски симпатичен «Длинный Герман»,
Прекрасен «Ивангород» на скале,
И в этом обе крепости бессмертны,
Как красота бессмертна на земле.
Они теперь не служат людям слепо
Под вьюги политических интриг.
Им на двоих – одно большое небо
И шумная Нарова – на двоих!
Сергей СМИРНОВ
МЕЖДУРЕЧЬЕ
Я полжизни прожил в междуречье,
всем переселеньям вопреки,
между русской и чухонской речью,
в междуречье Луги и Оки.
На таких немереных пространствах
затеряться было бы легко –
но стекало в трепетные травы
табунов воздушных молоко,
и вставала ясною звездою
на задворках Млечного пути
родина, не ставшая судьбою,
от которой всё же – не уйти!
И простые белые берёзки
мне светили, словно маяки,
на лихих российских перекрёстках
в междуречье Луги и Оки.
* * *
Шёпотом, шорохом, ворохом листьев
осень приходит – пойди возрази!
Вот уже ливень, в работе неистов,
топит окрестности в вязкой грязи.
Не проползти, не пройти, не проехать,
выдуло ветром былое тепло.
По лесу бродит охрипшее эхо –
с августа много воды утекло!
* * *
Я живу, как живу, но всегда и везде
от обеих столиц на сто первой версте.
Не срезал кошельки, не громил поезда –
отчего же меня заточили сюда?
Мне поставлен заслон, мне очерчен предел,
замыкается круг на сто первой версте.
И Нева, и Москва где-то гонят волну,
если я утону, то не в них утону.
Я бы вырваться смог, если б я захотел,
но пока что живу на сто первой версте.
Ведь провинций покой мне заменят едва ль
Петербург ледяной, лубяная Москва.
ПОСМОТРИ!
Я вцепился зубами в рассвет,
я тянулся к нему через ночь.
По златому лучу, посмотри, я лечу –
и кошмары уносятся прочь!
Здравствуй, солнце ненастного дня!
Здравствуй, ветер, седой исполин!
Я пришёл, посмотри,
выпить чашу зари,
как Илья-богатырь из былин.
Проживу этот день не спеша,
пролистаю, как красочный том.
Посмотри на меня
до скончания дня –
в омут ночи мы канем потом.
Галина БЕСТУЖЕВА
БАЛАЛАЙКА
Рассыпались ноты горохом –
И вот он, частушек задор,
Летит озорным скоморохом
Лихой, заводной перебор.
Ах ты, балалайка-певунья,
Затейница русской души!
Услышишь волшебные струны
И даже не хочешь – пляши!
Но где-то за пляской бедовой
Тихонечко, издалека
Накатят звон тройки почтовой
И грустная песнь ямщика…
И струны заплачут, застонут,
Всю душу перевернут,
Заставят и жить по-иному,
И счастье былое вернут.
Скромна, да и в моде едва ли,
Но если в искусных руках –
Какие откроются дали!
Какой в её звуках размах!
И Моцарт не думал, пожалуй,
Чтоб где-то в российской глуши
Его виртуозно играла
Затейница русской души!
Играй, балалайка-подруга,
Дели с нами радость и грусть,
Ведь если поёшь ты в округе,
Жива наша матушка-Русь!
ХЛЕБ
Ах, если б хлеб пекли из теста!
Наполовину он из сердца,
Наполовину из души,
А потому он так душист.
Когда выходит хлеб из печи,
Он так горяч и так сердечен!
* * *
Сменив манжет черёмуховый ворох
На кружева сиреневых тонов,
Как перед балом прихорашивался город,
Глядясь в реку с высоких берегов.
И грянул бал в честь Ямбурга седого,
Оркестру вторят птичьи голоса.
Во славу Кингисеппа молодого,
Как птица, песня рвётся в небеса.
Она – о стойком городе-солдате.
Творце весомых трудовых побед,
Красе веков и современной стати,
О том, что в мире места лучше нет.
Звучи, оркестр, в честь города родного,
Пусть сохранится он в сени веков,
Пусть хорошеет с каждым днём и снова
Глядит в реку с высоких берегов!
Татьяна КАЗАКОВА
ШЕСТИСОТЛЕТНИЙ ЯМ
Есть дух особый в городах старинных,
Как и в тебе, шестисотлетний Ям.
Услышишь отзвук голосов былинных,
Когда рукой притронешься к камням,
Хранящим коды мира и сражений,
Заметы прежних радостей и бед,
Тлен зла, разрухи, горечь поражений
И торжество блистательных побед.
Всё было здесь, наш город у дороги,
На подступах к Ганзейскому пути!
Нам не измерить ни твои тревоги,
Ни горестных потерь не обрести.
Но как сберечь всё то, что нам досталось
От славы предков, от величья дней,
Оставить для детей любую малость
Огромной, Ям, истории твоей?
ЯБЛОНИ в ГОРОДЕ
Яблони в городе? Странно!
Между кирпичных домов…
Ветки в надломах и шрамах,
Раны и дупла стволов…
Жители, верно, мечтали:
Будет наш город, как сад!
Яблони в новом квартале –
Розово-белый наряд.
Встали над улицей юной
Маленькие деревца:
Тонкие веточки-струны
Не достают до лица.
Кто-то берёг их, лелеял,
Кто-то нещадно ломал,
Но выжили стойко! Аллея
Давно украшает квартал.
Гляжу в посветлевшие лица –
Яблони дружно цветут.
Жаль, что плодам не налиться –
Их пацаны оборвут.
* * *
Нет, я не каждому прощаю.
Прощенья ноша нелегка.
Прощая, руки простираю
К теплу ночного огонька.
Нет, он не жжёт, он только греет,
Мерцая мягко в полутьме.
Душа оттает, просветлеет,
Светясь прощением во мне.
* * *
У меня нет ни денег, ни славы –
Это в жизни даётся не всем.
Но берёзы стоят величавы –
Я как будто попала к ним в плен.
В плен неброской российской природы,
И готова её воспевать,
Ведь не зря ещё в детские годы
Мне читата Есенина мать.
Владимир ПЕТРУНИЧЕВ
* * *
Без царя в голове и на троне
и без Бога в душе и на небе
потихоньку Россию хороним,
вместе с ней превращаемся в небыль.
Дорулились – вконец обнищали.
Доборолись с собой – вымираем.
Несусветное нам обещали –
обернулось всё адом, не раем.
И похоже, что нами позора
не достигнута полная мера...
Видно, разум – плохая опора.
Видно, самое прочное – вера!
* * *
Опыт мой, осудив молчаливость,
убеждает, что несправедливость
унижает всего больней.
Никогда не привыкну к ней!
Не привыкну к красивым пустотам,
отуманенным горним болотам,
ко всему, что сминает дух,
оскорбляет и взор, и слух.
Пусть судьба, окружив невезеньем,
отомстит за терпенье забвеньем,
но, покуда пребуду живой,
справедливость, я – рыцарь твой!
Усмехнуться бы: к чему волненья
из-за мимолётного виденья.
Проплывёт в сиянье обаянья,
на меня не обратив вниманья.
Но пою, не мудрствуя лукаво:
красота – не праздная забава,
что скользнёт по сердцу легче тени.
Встречи с ней – мгновенья вдохновений.
ПРИТЧА
Тем, кто в глаза пускать привычен пыль,
я посвящаю маленькую быль.
Пока жара – от пыли спасу нет,
неодолимо застит белый свет.
Но стоит ливню расплескаться всласть –
пыль превращается в простую грязь.
