5 (24) 2005
Содержание

Содержание

О журнале
О редакторе
События
НППЛ "Родные
       Просторы"
О нас пишут
Архив
Библиотека
Контакты
Ссылки
Полемика и комментарии
Собственное мнение
 




 

> НА ГЛАВНУЮ <


НАШ БАННЕР

НЕВСКИЙ АЛЬМАНАХ - журнал писателей России

пожалуйста, сообщайте о размещении ссылки



РЕКЛАМА:
(как разместить)

Кто есть кто
рекламный баннер на сайте "Невского альманаха"

"Невский альманах" - народный журнал для домашнего чтения



журнал писателей России

Георгий Светланов: "САЛАВАТ ЮЛАЕВ на СЕВЕРО-ЗАПАДЕ"

 

Георгий Светланов

 

САЛАВАТ ЮЛАЕВ на СЕВЕРО-ЗАПАДЕ

 

Покровская церковь Ивангородской крепости. Фото Олега ДевятовскогоСеверо-Запад... Принаровье... Древняя ямбургская и ивангородская земля, упирающаяся в реку Нарову, за которой Эстония, или, как её раньше называли, – Эстляндия... По путям-дорогам русского Северо-Запада прошла сама История. В лихое военное время эту землю топтали кони псов-рыцарей, в годы смуты здесь стремились укрыться люди, изменившие присяге на верность царю и Отечеству, по этой земле стремительно прошло войско Александра Невского, её грабили шведы, по ней Великий Пётр вёл свои полки под Нарву, через Ямбург в Петербург везли бездыханное тело полководца Кутузова, а с отступающей армией Юденича по ямбуржью прошел военный корреспондент, русский писатель Александр Куприн, написавший затем в эмиграции небольшую повесть «Купол Святого Исаакия Далматского», наново пережив горечь утрат, понесённых русскими людьми в годы братоубийственной Гражданской войны, эта земля стонала под танками фашистской Германии...

 

Когда-то по этой многострадальной земле, через Ямбург и Ивангород, в Эстляндию, в каменоломни Рогервика, на каторгу, гнали казаки закованных в кандалы повстанцев-пугачёвцев, а вместо отдыха секли их плетьми, батогами да шомполами на городских площадях, дабы холопам было неповадно повторить такую гибельную судьбу! Замахиваться на царский трон – мыслимое ли дело?

Среди этих несчастных, измученных голодом и истязаниями кандальников шёл верный сподвижник донского казака, предводителя крестьянской войны Емельяна Ивановича Пугачева. Это был Салават Юлаев, у которого вырвали ноздри и клеймили лоб, как, впрочем, и его отцу – Юлаю Азналину. Ещё совсем недавно Салават Юлаев лихо скакал на башкирском коне-тулпаре. Кажется, ещё вчера призывно сверкала победоносная сабля Салавата. Казалось, никогда не затихнут его стихи и песни, воспевавшие родной Башкортостан и свободу башкир и поднимавшие боевой дух башкирских батыров, присягнувших на верность бывшему хорунжему, участнику Семилетней и русско-турецкой войн Емельяну Пугачеву, осмелившемуся выдать себя за царя всея Руси Петра III...

Но вернемся в более древнее время. Водская пятина, которой владел Великий Новгород, состояла из шести уездов: Новгородского, Ореховского, Ладожского, Карельского, Копорского и Ямского. Во время войны с Ливонией войсками Александра Невского была взята в 1241 году крепость рыцарей – Копорье. Затянувшаяся война требовала постройки ещё одного укреплённого пункта, но расположенного рядом с ливонской границей, для того, чтобы укрепить оборонительную линию по реке Луге. В 1384 году, как гласит легенда, новгородщы «упоставили городок каменный на реце на Луге, милостиею божиею и поспешением святыя Софии только в тридесят дней и три...»

Быстрая постройка крепости не должна удивлять читателя, время требовало оперативности от военных и зодчих...

Позднее, в 1492 году, войско Ивана III на виду у неприятеля выстроило более крупную крепость Иван-город за 60 дней на берегу реки Наровы напротив Ругодива...

Ям был укреплён каменными стенами с башнями, ворота были обращены в сторону ливонской крепости. Вокруг стен был вырыт глубокий ров. В 1395 году Ям осадили шведы, но взять крепость не смогли. В 1444 году на неё напали ливонские рыцари, но тоже ушли ни с чем. А вот в 1581 году шведам удалось взять Ям, но через 9 лет русские войска отбили Ям обратно. Со шведами был заключен мир в деревне Тявзино, что на Луге (нынче это – Извоз).

В более позднее время, в годы правления Екатерины II, один из её генералов – Елагин – пытался превратить Ямбург в промышленный город. После длительных оттяжек императрица дала своё согласие на осуществление этого проекта. Были снесены стены древней крепости, разрушены башни – рядом не было строительного камня, – вот поэтому из обломков крепости был построен собор, получивший название Екатерининский, а для гостиного двора поставили каменные здания; возвели тюрьму да вымостили восьмиугольную площадь, на которой и секли в очередной раз Салавата Юлаева.

Площадь была оцеплена солдатами и казаками, на неё согнали работных людей, ремесленников, крестьян из соседских деревень и мыз. Присутствовали на площади и именитые люди. Генерал Елагин знал что делал...

Салават молчал. Он не чувствовал боли. Его уже много раз секли на площадях России. Он вспоминал родные башкирские степи и горы, верного коня – башкирского тулпара, жаркие бои, славные победы, своего государя, Емельяна Пугачева, которому присягнул и остался верным до конца своей яркой жизни: 22 года Салават был свободен, а 26 лет провел в неволе, на каторге в Эстляндии, с вырванными ноздрями, с клеймом на лбу...

Экзекуция закончилась. Генерал был доволен – холопы получили наглядный урок «для острастки».

Он вскочил на огненного жеребца и ускакал. Окровавленного Салавата поволокли в тюрьму – было задумано переночевать в Ямбурге, а поутру двинуться в Ивангород, где на площади тоже предстояло истязание Салавата. Далее – через Нарову его должны были доставить в тюрьму Рогервика, в Эстляндию. Там берег Балтики и каменоломни, среди которых и уйдет из жизни сначала отец Салавата – Юлай Азналин, а после, в сентябре 1800 года, и сам Салават Юлаев. Уже Пушкину будет больше года...

А той ночью в тюрьме Салават Юлаев не спал – то ли не давали уснуть рваные раны на спине, то ли он хотел сам себя подбодрить, но батыр пел песни, которые тут же сам и слагал. Пел по-башкирски, и никто бы не знал, о чём эти песни, но в ту самую ночь в тюрьме, вернее, при тюрьме оказался приблудный крещёный татарин, истопник, водонос и кашевар Божедар Яр-Толмачев, человек пожилой и неугомонный. Он в молодые и более зрелые годы побродил-поскитался по славянским странам в Европе, знал многие славянские и тюркские языки, был крещён и получил новое имя то ли в Болгарии, то ли в Сербии. Он не спал и заслушался песнями Салавата. Особенно поразила песня о минувшей порке. Однажды он рассказал содержание той песни по-русски своему закадычному приятелю старичку Вуколову...

Это предание сохранилось до сих дней, переходя из уст в уста. Может быть, кочуя из века в век, песня и видоизменилась, но, безусловно, смысл-то её, дух-то её остался прежним – юлаевским.

Вот дошедшие до нас слова этой песни:

Не сорвать мне, безноздрому, кандалы свои,
Я не в силах их снять или сбросить...
Опять мне терзают спину, как беркуты,
Плети на площади, где много людей.
Нет не смогу, не сумею глотнуть ветра –
Он кровью моею пропитан...

Плети свистят, эхо гуляет по городу Ямбургу,
Не прячется в уголки глухие,
Кровавые плети опять взлетают –
Нет мне пощады, секут меня люто.
Нет не смогу, не сумею глотнуть ветра –
Он кровью моею пропитан...

На вражеской чужбине, видно, мне суждено пропасть,
И не обнять мне уже ни дочь, ни сына...
Опять мне терзают спину, как беркуты,
Плети на площади, где много людей.
Нет не смогу, не сумею глотнуть ветра –
Он кровью моею пропитан...

Этой песней заинтересовался мой друг, поэт и переводчик Сергей Макаров, который в 1958 году окончил среднюю школу в городе Кингисеппе. Он тоже слышал рассказы о Салавате Юлаеве, об этой экзекуции на площади древнего Ямбурга и переложил песню Салавата на современный поэтический русский язык. Вот это переложение:

Свои кандалы я, безноздрый, не скину –
Не сбросить их мне и не снять...
Терзают мне плети, как беркуты, спину
На площади людной опять.
Я ветра глотнуть не сумею –
Пропитан он кровью моею...

Свистяще по Ямбургу-городу эхо
Гуляет, не прячась в закут,
И плети взлетают кровавые, – это
Меня беспощадно секут.
Я ветра глотнуть не сумею –
Пропитан он кровью моею...

Видать, на чужбине враждебной я сгину,
Ни сына, ни дочь не обнять...
Терзают мне плечи, как беркуты, спину
На площади людной опять.
Я ветра глотнуть не сумею –
Пропитан он кровью моею...

А впереди у Салавата Юлаева и его отца «со товарищи» были ужасающая каторга, каменоломни, безысходность и медленное угасание жизни. Но и на каторге Салават слагал стихи, пел свои новые песни, подбадривая ими и отца, и тех немногих башкирских повстанцев, которые были рядом. Сколько можно было бы издать томов из стихов и песен Салавата Юлаева! Но, увы, почти все эти стихи и песни не долетели до его далекой Родины – Башкирии.

Поэтому, мне думается, очень важно хранить любую строчку Салавата, которую удастся найти будущим исследователям.

 

 

( вернуться к содержанию номера )