|
ФЕСТИВАЛЬ ОДНОГО СТИХОТВОРЕНИЯ
Леонид УСЯЧЕНКОВ
ХРУСТАЛЬНАЯ ОСЕНЬ
Что ж вздыхать мне и ахать, и охать, Что же слёзы мне лить, как Пьеро? Всё как будто не так уж и плохо: Лампа, книги, бумага, перо, И за окнами тихая просинь, И шершавые сосен стволы – Это осень, хрустальная осень, Бабье лето в разгаре, теплынь. Ну, скажи, разве этого мало? Что для счастья мне нужно ещё? Жизнь кружила, вертела, ломала, А теперь подставляет плечо. И поля, и сентябрьские рощи, Как всегда, под луной хороши. Сердцу дышится легче и проще Здесь, в родимой сосновой глуши. Есть резон: все сомненья отбросив, Всё сначала начать – не впервой. … Это осень, хрустальная осень, Бабье лето, бумага, перо… г. Великий Новгород
Василий МЕЛЬНИКОВ
* * *
Ах, как смешно и странно Всё, что себе внушал. Вечер такой туманный, Словно моя душа.
Тихо роняет осень Лоск золотых надежд. Там, за туманом, просинь Глупых моих надежд.
Там, в пелене листопада, Кто-то, как я, блуждал. Что же мне было надо? Что я от осени ждал?
Засеребрились звёзды… Может, на них пенять? Поздно. Всё слишком поздно – Как я не мог понять. СПб
Герман ВЕНЕДИКТОВ
* * * (осень)
Золотой снегопад на дорогах. Золотая кружится метель – Застилая светло и убого Нежилую твою колыбель. Ту, которой ты бросил гордиться. От которой отрёкся стократ. Не пора ли домой возвратиться? Не пора ли вернуться назад? Отшумит золотая рубаха. Ствол прорежет небесную синь. И поднимутся снова из праха Лебеда, лебеда и полынь. СПб
Евгений ЛУКИН
МАКОГОН
Товарищу Вл. Макогону, френду и бренду
Враги сожгли родную хату, Буренку увели в полон, Но на последнюю зарплату Был куплен Вова Макогон.
Собаки лаяли у тына, За тыном яблоня цвела, И вся родная Украина Горилку гнала и пила.
Все уходило в перегонку – Морковь, картошка и салат. И даже рiдную сторонку Не раз пихали в аппарат.
Туда же попадали злаки И буераки, и ветряк… А на полях горели маки И пропадали просто так.
Все пропивалось без разбора – От утюгов до хомутов. И в детстве часто плакал Вова, В саду гуляя без штанов.
Собаки лаяли у тына, А он страшился одного, Что мать, родная Украина, Пропьет однажды и его.
Замочит с дрожжами в баклаге И, пропустив через клистир, Подаст хохлушкам в виде браги, Чтоб пировали на весь мир.
И вот, свою спасая шкуру, Лишь только месяц заблистал, В поля, на дикую натуру, Однажды Вова убежал.
Хоть он бежал быстрее Мцыри, Быстрее горного козла, Но мысль о дрожжах и клистире Его все далее гнала.
Ему мерещились кошмары, Но наземь пал он, истомим. И маки, словно комиссары, Склонили головы над ним.
Во тьме, в долине Украины, Лежал – ни мертвый, ни живой. А комиссары пели гимны И пили маковый настой.
Он был настоян на мечтаньях, Галлюцинациях небес, Он был хорош в любых компаниях, И шел с закускою и без.
Он пробуждал в душе желанья, И Вова, возвращаясь в мир, Тут отхлебнул глоток мечтанья, Прекрасный маков эликсир.
На небе Боженька светился, Летела птица над рекой. И к жизни Вова пробудился
Веселый, радостный, хмельной. Бродя по градам и по селам, Он обучал теперь хохлов, Как без горилки быть веселым, Как быть веселым без штанов.
Хохлы теперь проблем не знали, Хохлы не шли на брата брат, А только маки собирали И заправляли в аппарат.
Собаки лаяли у тына, Крутился в хате патефон. И вся родная Украина Теперь гоняла макогон.
А над майданами крутыми, Объединившись по уму, Оранжевые с голубыми Воздвигли памятник ему.
Сюда приходят пионеры: Ура, товарищ Макогон! Сюда приходят из Бендеры: Здорово, хлопец Макогон!
И, празднуя любую дату, Друзья, признаюсь честно вам, Что я последнюю зарплату За этот макогон отдам. СПб
Юрий МАКСИМОВ
* * *
Грустить не будем, проиграв Своим противникам войну. Оставим споры, кто был прав, Страна стояла на кону.
Мы проиграли, в этом суть, К чему на прошлое роптать. Самих себя не обмануть, Нам нужно снова побеждать! СПб
Самуил ХРАПКОВ
* * *
Жестокий век и равнодушный… От нас зависит день грядущий? Хоть вы энергии полны И фору всем еще даёте, Уже начальству не нужны, С тоской в душе осознаёте. Вы начинаете искать Себе другое примененье, Себя чтоб реализовать И дать душе отдохновенье. И счастлив, кто себя нашёл На новой жизненной странице, Опять дыхание обрёл И вновь расправил крылья птицы! И возраст тут уж не при чём, Опять ты молод и всесилен, Опять глаза горят огнём, И рок уж над тобой бессилен! Благословен, кому судьба Второй для жизни шанс дала! СПб
Юрий РАЗУМОВСКИЙ
* * *
Это было, наверно, давно – Подошел и присел у огня И поднес мне плохое вино Человек, не любивший меня.
Он шумел и смеялся как бес, Все святое кляня и браня. О, как ловко он в душу залез, Человек, не любивший меня.
Это он оттолкнул всех друзей, Что мне были родней, чем родня И рассорил с любимой моей Человек, не любивший меня.
Он со мною кутил по ночам, Мелочишкой последней звеня, И к безделью меня приучал Человек, не любивший меня.
Он твердил мне: “Талант - пустяки, Надо только вскочить на коня!” И внушал мне пустые стихи Человек, не любивший меня.
Я давно бы расправился с ним, Он не прожил бы даже и дня, Если б не был он мною самим – Человек, не любивший меня. Москва
Сергей СМЕТАНИН
АВГУСТ
Ночь, словно пропасть чёрная. Ни звёзд, ни огонька. Дрожит, как иллюзорная, Передо мной река.
То кажется огромною, То вовсе не видна, С громадой неба тёмною Сливается она.
Безмолвное кипение Невидимой воды. Во всём предощущение Грозы или беды. СПб
Владимир СКВОРЦОВ
ОСЕНЬ В ДЕРЕВНЕ
Мёрзнет сельская дорога с длинным шрамом колеи. В луже льдинка-недотрога силы пробует свои.
Разрумяненные клёны распускают свой убор, возле сосенок зелёных шелестит осин костёр…
А у ёлочки-девицы есть косметика своя: красит инеем ресницы перед зеркалом ручья.
Притаившись где-то рядом, от волненья сам не свой, любопытным впился взглядом в ёлку тополь молодой.
Коркой льда хрустит дорога, меркнет небо за рекой… До зимы, как до порога, говорят, подать рукой. Новгородская обл., село Климовщина
Вероника ТУТЕНКО
СЕНТЯБРЬСКИЙ БЛЮЗ
В хитросплетения огней, в сентябрь - по трапу самолета. И ощущение полета в прохладе листьев и теней продлить. И небо, как причал... И соль диез, как осень, длится. Так вырисовывает даль еще не встреченные лица надеждой. Блюз метаморфоз - как на картинах Сальвадора Дали. И, кажется, пророс огнями соль диез мажора в регтайме осени Брюссель. И вечер с привкусом корицы и шоколада. Ночь. Отель. Как будто длинные ресницы, иссиня вздрагивая, лгут. Скользя, рассыпалась дождинка, И небо снова, как приют, как синь фантазий Метерлинка. В хитросплетениях огней - кафе, цветочница у входа. Слегка дождливая погода. А в небе крылья - нет синей. Как синей птицы странен нрав - метаморфозы снов и были. И, в сеть огней ее поймав, вдруг вспомнить небо, где мы были крылаты и совсем собой. А высота всегда нетленна. И небо кажется водой. А облака - морская пена. Внизу причал-аэропорт опять пульсирует огнями. И все предвидеть наперед, и вдохновляться городами, и длить, и длить, как осень, соль диез. Забыть, что осень – нота, и что над взлетной полосой - крыло не птицы – самолета. Курск
Татьяна ЛЕСТЕВА
* * *
Траву забвенья поливать… К чему? Ни сердцу, ни уму.
Она оставила в поэзии свой след. А ты? Да? Нет?
К чему будить былых страстей зарницу? Не спится!
Они блеснули отблеском пожара Недаром - кара.
Бессонница. Опять без сна и забытья Вселенная. И я.
Замедлен бег планет, размерен. Ты верен?
Дождь барабанит по траве забвенья. К чему сомненья? СПб
Таша ВАСИЛЬЕВА
Нахохлилась осень, подняв воротник, С босыми ногами, в скудеющем платье, От ветра спешит в ускользающий миг, Губами остылыми шепчет: «Оставьте.
Красавицей прежней уже не войти, Окончен орбиты круг тайный. Устала…» За гранью тревожной – начало пути, Предчувствие кружит снежинкою малой. г. Сосновый Бор
Надежда ЩЕГОЛЬКОВА
МАМИНЫ РУКИ
Твои руки всех мягче, мама, обнимают, как будто облаком. Я взрослеть торопилась так рано, а теперь – за годами – волоком…
Твои руки – теплее всех прочих, я к ладони прижмусь щекою – и ресницы слеза защекочет… как хочу я опять – такое!
Твои руки – всех рук дороже! Мне б подольше их греть дыханьем! Жаль, что видеться редко можем, и касаюсь я рук стихами…
Твои руки – как пёрышка нежность – на душе моей раны латают… Далеко мы – судьбы неизбежность, как же маминых рук не хватает! СПб
Иван СТРЕМЯКОВ
* * *
Смерть – ерунда, смерть – пустяки, Одно меня смущает только: Боюсь, что все мои стихи Снесёт Россия на помойку. Зачем тогда я душу рвал, Над каждою строкою бился, Отчизну в песнях воспевал И на кресты её молился. Неужто только для того, Чтоб на моей могиле вскоре Какой-нибудь искариот Меня лягнул при разговоре, Сказав: «Такими полон свет От Магадана и до Бреста. Вот Бродский – это был поэт, А Стремяков – пустое место». Петродворец
( вернуться к содержанию номера )
|