журнал писателей России

Николай ВОДЖИ-ПЕТРОВ

Рыцари последние, или игры с Вечностью

Скачут в тумане рыцари последние.

Н. Воджи-Петров

Когда у Гумилева спросили: “Почему Вы так почтительно разговаривали с Блоком?”, он ответил: “А как бы Вы разговаривали с Лермонтовым?”. Так ответил поэт, оценивающий свой поэтический дар очень высоко и готовый бросить вызов любому усомнившемуся в нем. Любому, но не Блоку. Нелепо противостоять Темному Ангелу, печальному Демону, в стихах которого нет-нет да и проблескивает адский огонь. Пушкин – Христос, Лермонтов – Антихрист (Д. Мережковский). Насколько он был прав – судить трудно, да и стоит ли? Что в наш век их споры? Объединяло другое (бережное отношение к Слову, неразрывная связь понятий Долг, Честь) и у многих никогда не проходящая боль – “А вечно любить невозможно”.

“Приходил по ночам в синеве ледника от Тамары. Парой крыл намечал, где гудеть, где кончаться кошмару”. Вот это сказанное в будущих временах, обуславливало у Темного Ангела – “Вечно любить невозможно”, а так же и грозовую ночь, и молнии над неприметной горой с ничего не говорящим названием Машук.

Блок оставался символистом до конца своих дней. И, в так и неразгаданной ни друзьями, ни врагами последней поэме, где явственно просматривается бездна Апокалипсиса, а отнюдь не сотворение долго ожидаемой русской интеллигенцией новой свободной России, все действующие лица носят маски. Маски на лицах своих персонажей Блок всегда любил, здесь под ними спрятана победившая, бесшабашная “удаль российская”, дальше – кто-то сгинет, а кто-то спрячет “нож в сапоге”… “Жалко им, что Октябрь суровый обманул их в своей пурге, но уж удалью точиться новой крепко спрятанный нож в сапоге”. Да и вождь, “под красным флагом”, в “белом венчике из роз” Христом быть никак не может. Маска! Кто под ней? Гадают до сих пор, забыв, что еще в 1916 году попытался угадать Блок: “И капли ржавые, лесные, родясь в глуши и темноте, несут запуганной России весть о чудовищном Христе”. Мелковаты Двенадцать идущих для Бесов, но они пока нужны и это и есть начало “Возмездия” в отличие от блестящего, лихорадочно-торопливого, разбросанного и резко оборванного варшавской снежной коловертью…

Сквозь всю лирику Блока неуклонно и последовательно проходит стремление познать /разгадать?/ то, что называется “Вечно женственное”. А может быть и еще что-то для непосвященных недоступное… “Ты железной решеткой лицо закрывай, поклоняясь далеким богам, охраняя железом до времени рай, недоступный безумным рабам”. Вдохновляют Поэта на поиск фантомы из грез и фантазий, а с ними и реальные земные женщины /грезы и реалии у Блока всегда переплетены и взаимосвязаны/. Есть у Блока стихотворение, когда-то я его сразу запомнил, мне оно показалось исповедью с зашифрованным подтекстом: “Я знаю, ты близкая мне, больному так нужен покой, прильнувши к седой старине торжественно брежу во сне”. В этом четверостишье все на местах, все сказано и ничего неожиданного быть не может. Но! Через четверостишье: “Я БЕЛУЮ ДЕВУ (выделено Н.П.) искал, ты веришь, ты слышишь, ты спишь, Я Белую Деву искал, и рог мой раскатом звучал”.

Так рядом с земной, надо полагать, любимой и любящей женщиной, в бредовый сон о “седой старине” вплетается мечта о некой Белой Деве! Все о той же Прекрасной Даме! Что же дальше? “Вот иней мой панцирь покрыл, дыханье спирала зима, и снег мои очи слепил, и рог мой неверно трубил, но слушай, как слушал тогда я голос пронзительных вьюг, что было со мной в те года тому не бывать никогда!”. От невзгод голос только крепнет, поиск, скитания – оправданы. А ведь, в сущности, тот же набор траурно-чеканной готики, темная вершина скалы, спящая Белая Дева и “звонко взывают орлы, свои, расточая хвалы…” Однако было и то, “чему не бывать никогда”.

Правда, Поэт еще скажет той, кто рядом: “Ты свет мой, единственный свет” – но это уже предсмертное, “траурный бред”, “бред обнищалой души” и – “Помню я звук похорон, как гроб мой тяжелый несли…”

Женщина, бывшая рядом с поэтом-рыцарем в последний час, нужна ему, чтобы успеть рассказать о несбывшейся Мечте, о Белой Деве и еще о чем-то, что выше “облака мглы над темной вершиной скалы”, о чем-то, что так и не состоялось, не свершилось – об этом скальд, умирая, сказать не успел или не захотел.

( продолжение читайте в журнале )

( вернуться к содержанию номера )