6 (31) 2006
Содержание

Содержание

О журнале
О редакторе
События
НППЛ "Родные
       Просторы"
О нас пишут
Архив
Библиотека
Контакты
Ссылки
Полемика и комментарии
Собственное мнение
 




 

> НА ГЛАВНУЮ <


НАШ БАННЕР

НЕВСКИЙ АЛЬМАНАХ - журнал писателей России

пожалуйста, сообщайте о размещении ссылки



РЕКЛАМА:
(как разместить)

Кто есть кто
рекламный баннер на сайте "Невского альманаха"

"Невский альманах" - народный журнал для домашнего чтения



журнал писателей России

Ольга ЖУРАКОВСКАЯ: Рыцари без страха и упрека

 


В год кончины Иннокентия Михайловича Смоктуновского – принца Гамлета, умер мой муж Олег Олегович Лялин.

Мой Олег уже, кажется, выходил из тяжёлого послеоперационного периода и занялся переводом отрывков из трагедии В.Шекспира. Очень хотел переосмыслить перевод Михаила Лозинского. Олег уточнил:


...Свихнулись времена!

Проклятый рок;
Мне суждено

искоренять порок...


– этот вариант казался ему более убедительным...


По образованию биофизик, а по должности профессор Агрофизического НИИ им. академика А.Иоффе, руководитель лаборатории биокибернетики и доктор наук – мой муж был разносторонним человеком, одарённым и в своей области знаний, и в литературе, и в умении выстраивать человеческие контакты. Но главный талант Олега Лялина – талант учёного. Его авторитет в разработке биотехнологий очень высок. Но июль 1994 года стал его последним июлем, и вот уже двенадцать лет не даёт покоя мысль: а всё ли мы сделали – и я, и сын, и врачи, и несчастная страна, спасти от очередного инфаркта, вернуть талантливому человеку жизнь и здоровье? Нет ответа.

Перед операцией на сердце Олег невзначай обронил: "На надгробье не пиши "профессор". Там мы все равны. И отпевай со всеми усопшими в этот день, отдельного чина не твори."

В октябре 1994 года я получила из Москвы удивительное по силе выразительности письмо коллеги моего мужа Дмитрия Вахмистрова, приведу его почти дословно ради сохранения памяти, ради наших с Олегом внуков Саввушки и Златы, которые пока не ведают, какая прек-расная родословная им досталась. Ведь и отец Олега Лялина, и его дед были крупными ленинградскими учёными я много доброго сделали для России. Но сначала письмо Д.Вахмистрова:

"Добрый день,Ольга Николаевна! В конце августа звонил Олегу в лабораторию и был сражён известием о его смерти. Чуть раньше мне говорили, что ему лучше, и он даже вроде бы выезжал из больницы в институт. Поэтому весть о кончине была неожиданной и страшной.

Олег был достойным человеком, и дружбу с ним я всегда считал честью для себя. Хотя эта дружба не была очень тесной и ограничивалась рамками работы. Он был не только другом, но и в какой-то мере учителем. Ещё в конце далёких шестидесятых годов он ввёл меня в совершенно новую для меня область электрохимии транспорта ионов в клетке - область, в которой я с его подачи работал потом многие годы.

Он был яркой и нестандартной личностью. Успех каждого из Сабининских семинаров, которые мы в течение десяти лет собирали в ВИФРе, зависел от того, приедет ли на него Олег Лялин. Он изменял мир вокруг себя и вносил в дискуссии такие азарт и увлечённость, каких не мог внести ни один из других участников семинара, хотя среди них было немало людей незаурядных. Но среди всех Олег явно выделялся мощным интеллектом, к которому нельзя было оставаться равнодушным; я всегда завидовал ему белой завистью. Его статьи и учёные доклады всегда, и особенно в последние зрелые годы, выделялись из ряда не только силой и нестандартностью мысли, но и каким-то весёлым, озорным изяществом - и всё это вместе доставляло удовольствие чисто эстетическое. Конечно, не только мне: недавно об этом же говорил и директор академии А.Т. Мокроносов, а он знает в этом толк.

По большому счёту, Олег был добр к людям, несмотря на внешнюю суровость. Признаюсь, я был приятно удивлён, как тепло его вспоминали женщины нашей лаборатории, хотя они и не знали его так близко, как я. Женщины интуитивно чувствуют людей тоньше, чем мы, грубые мужчины.

В редакции нашего журнала с уходом Олега Лялина образовалась брешь, трудно восполнимая. Он был одним из лучших, если не лучшим экспертом нашей редколлегии и на нём держались два крупных раздела журнала: ионный транспорт и водный режим. Более того, авторитет профессора Лялина был таков, что его оценка рукописи была истиной в последней инстанции и никогда не подвергалась сомнению или проверке. Потому что к чужим работам он предъявлял такие же высокие требования, как и к своим, всегда оставаясь доброжелательным - качество нечастое. И ещё редким даром обладал Олег Лялин. Он был цельным человеком. Максималистом, жившим по принципу: всё или ничего..."

…Вновь и вновь перечитываю письма друзей, и воспоминания развёртывают свой длинный свиток.

Со своим будущим мужем Олегом я познакомилась в далёком 1972 году в Доме учёных. Пригласил на танец. Я подала руку, а оказалось - отдала и сердце.

Руки Олега! Я всегда смотрела на них - красивее не встречала. Помню, в детстве, на концерте А. Вертинского я так же заворожённо смотрела на прекрасные руки артиста. Стриженая девчушка в платьице-матроске обратила на себя внимание маэстро, и он упомянул об этом эпизоде в одной из своих книг. Я невольно сравнивала кумира юности джентльмена А. Вертинского и не менее элегантного и светского Олега Лялина. Легко, красиво отдал он вскоре нашу дачу в Евпатории моим бедствующим родственникам из Латвии, да так, чтобы те не заподозрили его в излишнем рвении.

Именно на этой даче в своё время гостили у отца свекрови Владимир Маяковский, Иван Козловский, Михаил Зощенко.

Варвару Филипповну Арабаджи (Лялину) - мою свекровь - нежно и дружески окликали: Большая Медведица. Это созвездие в летние вечера висело над благословенной дачей.

Мать и отец моего мужа были одарены талантами и прекрасно влияли на сына. Он унаследовал от них замечательное свойство характера: бережно извлечь на свет божий всё талантливое, что лишь пунктирно намечено в сыне, друге, близком человеке. Всё лучшее, глубоко спрятанное, истинно человеческое поддавалось психологическому влиянию мужа, совершенствовалось и готово было служить и ему, и людям, и жизни семьи, и радости профессиональной деятельности. Нашу семью не раз спасало изо дня в день культивируемое Олегом чувство юмора. Как оно поощрялось в доме! Олег ценил и в членах семьи, и в ближайшем дружеском окружении эту способность пошутить, по-доброму разыграть, организовать весёлый кавардак, который выливался в способ самовоспитания и помогал проявлению лучшего в душах.

Олег Лялин много успел сделать в науке. Об этом подробно и с восхищением говорят его друзья. Он был совестливым и достойным человеком. Именно эти качества он успел привнести и в характер нашего сына, а тот, по наследству, передаст их своему сыну Саввушке и дочке Злате.

Мужчины семьи Лялиных - интеллигенты не в одном поколении. Дед Олега был крупным учёным, профессором Ленинградского политехнического института им. М.И. Калинина. Научный журнал "Техническая химия" за 1930 год посвятил большую статью памяти Леонида Михайловича Лялина. Как трогательно звучат сегодня цитаты из этой статьи! Они несколько старомодны по лексике, но не меняют сути уважительного отношения к таланту учёного: "На протяжении всей своей деятельности Леонид Михайлович сочетал знания научного деятеля с опытом производственника. Свои знания учёный с большим мастерством передавал студентам вуза и работникам пищевой отрасли. Уже тяжело больной, он продолжал редактировать свой перевод книги немецкого учёного Гессе "Знзимы бродильных процевсов" и завершил работу за три дня до своей кончины. Учёный написал и издал 95 наименований научных трудов и учебников по вопросам производства пищевых продуктов. Человек редкой души, неустанный работник, он всегда был ровен в обращении, жизнерадостен и исключительно чутко относился к нуждам молодых учёных."

Знаю, что эта статья - не только дань уважения, но и правдивое, без преувеличений перечисление добрых дел, что оставил дед моего мужа на земле. То же и отец Олега - архитектор Олег Леонидович Лялин. Именно он занимался восстановлением после войны и блокады облика Гостиного двора в Ленинграде. В одной из книг о нашем городе об этом сказано так: "Среди зданий, классическую красоту которых удалось раскрыть, был Гостиный двор. При реставрации по проекту архитектора Олега Леонидовича Лялина с фасада здания убрали отягощавший его напыщенный и грузный декор 60-х годов XIX века, и архитектура Гостиного двора стала ясней и строже".

Мой свёкор в годы войны маскировал фасады главных архитектурных шедевров Ленинграда таким образом, чтобы они были менее заметны при артобстрелах. Были спасены трудами Олега Леонидовича Лялина Смольный, Таврический дворец, Адмиралтейство. Но главное, что спасла декорация - все хлебозаводы. К одному из них мой будущий свёкор был прикреплён продуктовой карточкой. Работал на нём в меру сил и возможностей. В день рабочей смены можно было наесться хлеба, но домой не унести ни крошки. За вынос этих крошек - расстрел! Сыновья Олег и Женя дома требовали от отца рассказа: "Папа, а как ты ел хлеб? Ты отломил ломоть или сразу куснул?" Терпеть это было невыносимо. Детей он сумел спасти, отдавая всё по продуктовой карточке им.

Я совсем недолго знала свёкра. Смотрю на семейные фотографии 30-х годов. Вот он - весёлый, молодой, на Евпаторийском пляже, в популярной тогда гимнастической пирамиде из человеческих тел. А вот - на теннисном корте с женой. На другом фото - с Иваном Семёновичем Козловским, гениальным тенором и властителем душ всех женщин Советского Союза, и моим будущим мужем - юным Олегом Олеговичем Лялиным. Свёкор скончался в возрасте 70 лет, но через два месяца, да ещё день в день со днём его рождения, появился на свет мой сын - ещё один Олег Лялин, продолжатель добрых традиций и настоящих дел. Он был совсем юношей, когда угас в больнице его талантливый отец и мой муж.

Это удивительно, как пересекаются порой судьбы замечательных русских людей. В дни его первого, ещё в 1984 году инфаркта, с сердечной недостаточностью попадает в Покровскую (бывш. им. В.И. Ленина на В.О.) больницу Белла Ахмадулина. Нечаянно знакомится с моим страдальцем. Возникает общение, конечно же, пронизанное стихами. Я принесла тогда в больницу старинные чайные чашки, скатерть. Белла и Олег вели неторопливые беседы, попивая вкусный чай и выздоравливали, поддерживая дух друг друга. Олег однажды выстрелил экспромтом:

–Я много раз была мертва! -

сказала мне соседка Белла,

а я ответил оробело,

что смог лишь раз: едва-едва...

В другой раз Олег указал ей на двух чугунных больничных львов, что расположились в створе пешеходной, едва угадываемой тропки. Олег хотел подсказать тему стихотворения. Белла Ахатовна мягко возразила:

"Лучше Анны Андреевны уже никто не напишет..."

А в 1999 году я встретила Беллу Ахмадулину в Таврическом дворце на юбилее 200-летия Александра Сергеевича Пушкина. Она поинтересовалась здоровьем Олега Олеговича, ахнула, узнав о его кончине в I994 году. Потом я услышала от неё добрые слова в адрес Олега и порадовалась такому поминанию мужа. На следующий день Пушкинского юбилея, в Капелле Б.Ахмадулина начала свой концерт строкой:

Один палатный обыватель

стих сочинит и сам прочтёт...

Я была потрясена...

Эту историю любви, памяти, продолжения рода Лялиных невольно завершает день 18 октября 2006 года, когда я вновь встретилась с Беллой Ахатовной Ахмадулиной в Царскосельском лицее на вручении ей Царскоселськой премии. В момент выступления перед публикой она казалась бесплотным духом. Поэту уже 70 лет. Она читала в Рекреационном зале Царскосельского лицея стихи об Ахматовой и Мандельштаме, потрясшие зал силой лексики и точностью поэтических обобщений. И опять прозвучала цитата из Анны Ахматовой: "...дорога, не скажу куда...", которую они с Олегом Лялиным почти скандировали в 1984, в реанимационной палате Покровской больницы.

Этот чудесный, яркий, солнечный день 18 октября 2006 года завершался для меня удивительно. Я вновь разговаривала с Беллой Ахмадулиной, и вновь она помянула добрым словом моего мужа - рыцаря без страха и упрёка, хорошего русского человека, талантливого и в работе, и в отношениях с людьми. Светлая ему память...


Ольга ЖУРАКОВСКАЯ

( вернуться к содержанию номера )