Содержание

> НА ГЛАВНУЮ <

НАШ БАННЕР



<!-- ссылка на Невский Альманах //--> <A HREF="https://www.nev-almanah.spb.ru/"><IMG SRC="https://www.nev-almanah.spb.ru/banner/na_banner88x31.gif" ALT="НЕВСКИЙ АЛЬМАНАХ - журнал писателей России" WIDTH="88" HEIGHT="31" BORDER="1"></A> <!-- конец ссылки на Невский Альманах //-->

пожалуйста, сообщайте о размещении ссылки

РЕКЛАМА:
(как разместить)

журнал писателей России

Для меня эти слова, афоризм, заключающий некий парадокс, – своеобразно характеризуют поэтический мир Владимира Скворцова. Как всё подлинное, это стихотворение для детей – многослойно. В нём можно отыскать всё более глубокие и отнюдь не детские смыслы. Из этих смыслов складывается восприятие образа Малыша – сильного, смелого и доброго. Это прекрасные качества детства, о котором тоскует поэт.

Детство – пора, когда человек убеждён, что всё у него впереди, и это всё – только хорошее, радостное. Отголоски детства поэт ищет повсюду, и прежде всего – в самом себе.

Вы чувствуете приподнимающий мысль ударный ритм стиха, основой которого стал хорей, составляющий многие ритмические комбинации Скворцова.

Детство – гораздо больше, чем только возраст, и это не только светлое прошлое. Детство – это особые человеческие отношения, особые песни, это мироощущение, «эликсир жизни».

Ведь была же дорога из дома, значит, где-то должна быть домой.

В стихах живёт образ этого покинутого дома, – образ Руси с её обычаями, образ деревни и старых церквей, матери, светлых надежд, образ сына, с которым разлучила судьба – всего, что для поэта составляет представление о детстве. Нет, скорее не представление, а чувство, даже ощущение – и не детства лишь, а чего-то более всеобъемлющего (даже учитывая многомерность восприятия детства, свойственную поэту). Это ощущение неумирающей мечты об особом укладе жизни, справедливом и радостном. Складывается романтический образ этого прекрасного покинутого дома.

Но где оно, это прекрасное селение, откуда можно «созвездиям, как странам послать космический привет»? Где? Неужели только в светлой мечте? И поэт «всюду теперь в командировке без надежды вернуться назад». И живёт в душе постоянная неизбывная грусть, желание «за былым угнаться».

Где найти опору в настоящем, о котором поэт говорит в стихотворении «Жить в России»: «Окаянная эпоха!» – потому что «трудно жить в России нищим и богатым страшно жить». Нынешний мир для поэта – это современный город. Осмысление его признаков прежде всего нравственно-эмоциональное, это «безликость нудная», «безлюдье» при «многолюдности», «шум, болтовня, и парадность, и пошлость», «ранняя старость и поздняя взрослость». Специфически городской склад ума вызывает в памяти образ чёрного квадрата.

Стихотворению «Чёрное в квадрате» предпослан эпиграф: «Бизнесмен Потанин на свои сбережения (!) выкупил за миллион долларов «Чёрный квадрат» Малевича (Из газет)».

Видно, черное в квадрате соответствует уму!

В стихотворении названы две особенности ума современного хозяина жизни: мрачность, пессимизм («черный») и ограниченность (квадрат, строго ограниченная форма).

С этим стихотворением (и ещё одним, «Лже-свобода») у меня случилось психологическое, почти мистическое приключение. Приведу второе стихотворение целиком. Оно невелико.

Это стихотворение, в котором теплится грустная ухмылка, что вообще свойственно Скворцову (не случайно у него есть сборник пародий), очевидно, легло в душу. Мне показалось, что в нём печальная правда наших дней. А ночью мне приснился странный сон (так в школьные годы во сне приходило решение задачи).

Снился мне квадрат, тесно забитый соловьями. 400 соловьёв, – сказал мне кто-то. Я посчитала: 400 – это 202. Точно квадрат. Но почему соловьи втиснуты в квадрат? Увы! И соловьи, хоть, может, и не поют под «фанеру», тоже стиснуты регламентом «черного ума», который обесцветил и обескровил всю жизнь живого, – равнодушием, нищетой, жестокостью.

Как может чувствовать себя в этом мире творческая личность? Естественной реакцией стало ощущение бездомности, духовного бомжества, одиночества среди людей.

Этот мотив, столь свойственный многим россиянам в нынешнее время, а поэтам особенно, – стал одним из центральных в стихах Владимира Скворцова. Вот выдержки из некоторых стихотворений.

Одиночество – состояние среди русских поэтов распространённое с давних пор. Думающий, неудовлетворённый жизнью человек поневоле оказывался чужим среди обычных людей. Но качество одиночества, его наполненность разные. Об этом сейчас тоже часто пишут. Но, увы, от этого люди не перестают чувствовать себя одинокими. Всё же хочется вспомнить нечто удивляющее. У Сергея Есенина одиночество как лирический мотив фактически отсутствует. В его стихах лирическое чувство – обычно разделённое с близкими, с другом, с любимой. И возникает мотив одиночества – как всегда у Есенина, сильно, трагично – в связи с мыслями о ненужности его поэзии людям нового времени, мыслями об уходе, смерти. «А я уйду один к неведомым пределам, душой бунтующей навеки присмирев» («Русь советская»). «Я один... И разбитое зеркало...» («Чёрный человек»). Такая особенность есенинской лирики объясняется силой и яркостью восприятия окружающего мира, максимальной активностью взаимоотношений с ним, неиссякающим жизнелюбием. Об этом поэтам стоило бы подумать.

Однако вернёмся к Владимиру Скворцову. У него, несомненно, наблюдается стремление вырваться из состояния, выраженного строкой: «Я – весь в себе, я –вдалеке...», наполнить своё одиночество значительным содержанием.

В сборнике прозаических миниатюр «Восхождение к истине», недавно им опубликованном (2006), есть зарисовка «Пустырник», где он размышляет о возможном внутреннем содержании одиночества.

Человек заваривает успокоительную траву, которую прописал врач, и беседует с ней:

«Счастливая ты, трава-пустырник!» – заключает автор, а о себе говорит: «Я тоже живу, как на пустыре: грустно мне и одиноко. Но никому не лечит душу горечь моя».

Как превратить своё одиночество в источник силы для других людей?

Может быть, для этого надо вырваться из «людской глуши», стать выше «безлюдья», сделать одиночество пространством самовоспитания. Стихи Скворцова – часто беседа с самим собой, самоосуждение за совершенные грехи, нравоучения, которые он шепчет себе «как молитву».

Случается, эти самовнушения оборачиваются риторикой, а риторика, как известно, не лучший друг поэзии. Одно только могу сказать: это добрая риторика, вот как эта строка: «Ты думай только о хорошем и всем хорошего желай!» Нынешнее время, пожалуй, нуждается в такой риторике.

От нравственных перегрузок поэту в одиночестве становится «тесно». Одиночество из душевного состояния превращается в особую миссию. Оказывается, что самый одинокий на всем свете – Бог. «Как свет и воздух, Бог – без нации, как небо наше, он – один!»

Главное назначение человека в его одиноком послухе – сострадание. Потому-то поэта Скворцова привлекают люди, достойные сострадания. И он пишет о них: о старушке-блокаднице, что побирается на Сенной, о бомжах, о Климовской старушке... Но снова парадокс. Оказывается, не столько он их поддерживает, сколько они – его. И сидя с бомжами у огня, он чувствует: «здесь проще делают меня, вернее – мысли размягчают». У них он учится «быть счастливым».

Именно старушка из Климовщины произносит измученному жизненными противоречиями поэту знаменательную фразу: «Ты родился в счастливые годы, расскажи, как живешь ты, сынок?» Что кроется за этими словами мудрой и прекрасной, как «лебедушка», старушки – упрёк, что не сберёг славное время, когда был рождён, или оценка многих лет, в том числе и нынешних, потому что и они – живая жизнь, а нет ничего прекрасней жизни?

Владимир Скворцов склонен к неожиданностям, впрочем, как любой настоящий поэт. Захотел выразить своё отношение к Сергею Есенину, взял да и в своём стихотворении, посвященном ему, переписал концовку знаменитого стихотворения, которую предпослал в качестве эпиграфа:

Эти строки из стихотворения С.Есенина «Край любимый! Сердцу снятся...» Скворцов в стихотворении «Томик стихов Есенина», как сам он говорит, «стал по-новому читать»:

Не призывая никого следовать этому приему, я не могу не согласиться с пониманием смысла и значения поэзии Есенина, у которого Владимир Скворцов стремится учиться.

Многие, кто писал о творчестве Скворцова (Вячеслав Кузнецов, Эдуард Кузнецов, Юрий Красавин), отмечали лиризм, естественность его стихов, издательскую деловитость, человеческую доброту.

Мне показалось, что внешне он похож на гусара. Так и кажется: вот сейчас покрутит ус, вскочит на коня – и в путь, дальше, дальше, дальше... И как ни странно: об успешном – и в творчестве, и в делах – человеке почему-то захотелось сказать: «о бедном гусаре замолвите слово».

Может оттого, что нескончаемо убегает в даль тернистая дорога домой, о которой так романтично мечтает поэт...