Игнатий
СМОЛЕНСКИЙ (псевдоним) родился в 1978 году в Петербурге, на Васильевском
острове. Первая часть имени – Игнатий – имеет греческое происхождение и означает
– нерожденный; произносимое при рождении, слово это издревле носило магический
характер: оно было призвано обмануть злых духов – живущих на Земле охотников за
приходящими сюда душами. Используя «нерожденный» как псевдоним, Игнатий читал в
литературном кафе «Лагуна» на 3-й линии Васильевского острова и в Театре Поэтов
на Пушкинской, 9. Он имеет также некоторый опыт прочтения на широкой аудитории –
во дворце спорта “Юбилейный” во время десятиминутного антракта какого-то
шоу-балета, несколько камерных «выступлений с места» в различных ЛИТО и три
маленькие публикации в САМИЗДАТовских сборниках, один из которых небольшим
тиражом продавался в арт-галерее «Борей». Интересуется живописью,
кинематографом, занимается бегом через невские мосты и зимним купанием у
Петропавловской крепости.
* * *
А вьюга ласкала
Ночные вокзалы
И улиц колени
В амуровой пене,
Собак без породы
Она целовала,
Читала-гадала
Кварталов кроссворды,
В возне её окон
Венцы прозревали.
Под вобловым боком
Ленивого города,
В гнезде без зазоров
Из нег и узоров
Пожеванных кружев снов,
Нежности, вирусов,
Ранимок стихов
И горчинок печали
Кровинушка с кровинкой ворковали.
* * *
Качели пролетели над домами –
Как вздох – и растворились в синеве.
Микстурой и волшебными цветами
Пропахло детство. Уронило свет.
Дверная щель,
ступеньки зашуршали,
Бугристость стен смотрела как лицо;
Запоминала, и ложилась шалью
От ветки тень на ветхое крыльцо.
Воскресен сквер.
Спят зонтики идиллий.
С букетом снов, цветами и загадками
Здесь пробегая, время наследило
Дубовыми лапками.
* * *
Визави удивленных лиц
Под нарядным дорожным знаком
Объявившийся за ночь лист
Озаглавлен: «НАШЛАСЬ СОБАКА!»
МИФИЧЕСКОЕ
Бродяжка нимфа вымокла до нитки,
И был ниспослан ей ночной чердак,
Где деточка, согревшись кое-как,
Нашла вино и старые открытки,
И там под струй нестройную морзянку
С простудой на хмелеющих губах
Бедняжка нимфа сердцем наизнанку
Молилась о родимых островах.
И память ей звенела виноградом,
Танцуя перламутровую рыбкой…
Герой Победы в бронзе и цветах
Летел над черно-белым Петроградом.
В САДУ
Здесь ночи и столетия без сна
Блуждали вдохновленные пииты,
Сердец союзы флейтой Афродиты
До зорь благословляли соловьи,
Сердцам же одиноким, как Луна,
Забвение дарили листопады.
Здесь дерево с чугунною оградой
Срасталось иероглифом любви.
НОСТАЛЬГИЯ
Свет – сквозь туман.
Лунный холод ограды.
Бронзой застыть, не дыша.
Тайною дна – отражение взгляда.
В мраке скользнувшая шаль.
Дрожь. Пробуждение.
Здесь ли ты, призрак?
Страх недоверья прости.
Благослови на служенье капризу –
В ночь одиноко брести
Гулкоей Улицей, мимо Аптеки,
Где незажжённый Фонарь
Вдруг повернётся
в три четверти века
И повторится как встарь.
ВЕСНА
Созревшая сорвалась тишина
Многоголосым шепотом капели.
Душа из обветшавшей колыбели
Глядит на превращения окна,
Смущенно опрокидывая взор
И трогая дыханием несмело
Давным-давно
рассказанный метелью
Тихонько на ночь сказочный узор.
ЭТЮД
Закутавшись в пушистую поляну,
Смотря в глаза печальные и вещие
Запечатленной в сновидении лани,
Ты спишь.
Вокруг разбросанные вещи
Теней и силуэтов лишены.
Шаман и покровитель тишины,
Колотит дождь в глухие бубны крыш.
ПРИЧАЛ
Лишь слегка разгадав берега,
Зацвели огоньки над рекою.
Одинокий скиталец Фрегат
Заблудился в молочном покое.
Сна не знал он тринадцать ночей
И причала искал – приютиться,
Чтобы с проблеском первых лучей
Вновь поверить в Судьбы
своей Пристань.
Он забрел в Колыбельный канал,
Где на мягко постеленной глади,
Опустив паруса, задремал,
Прислонившись кормою к ограде,
И сквозь зыбкий туман полусна
Проплывая в молочном покое,
Ему стали слышны голоса
Огоньков, что цвели над рекою.
О весне, о приливах тоски,
О ночах так печально недолгих
Разговаривали огоньки,
А ещё – о дверях и дорогах,
О мечте, о минувших снегах
И читали друг другу романы
Про моря и про старый Фрегат,
Заблудившийся где-то в тумане.
СВИДАНИЕ
Как-то неприкаянно-нечаянно
(видно, было ей так суждено)
маленькая странница ночная
запорхнула в ждущее окно
И, с дороги долгой и кромешной
поморгав немножко и решив,
что нашла скитаний берег, бережно
села мне на краешек души.
Я молчал, и радовался гостье
и терял в сомнениях покой;
чем её встречать мне?
Пепла горстью?
Стылым кофе? Белою строкой?
Я ведь сам – лишь темени скиталец, -
Что же мне ей было предложить?
– Доброй ночи, можно вас на танец,
самый странный танец пригласить?
Будто сны, друг другу мы сбывались
И шептались нежно ни о чем
В этом небывалом белом вальсе
Над судьбы творцом и палачом
Как-то неминуемо-нечаянно
Сгинула она, я с ней – не смог.
Но ношу на сердце – обручальный –
И незаживающий ожог.